Майкл Мэннинг - Архмаг освобождённый

— Нет, я его убрал минуту назад… — начал я, и прежде, чем я сумел договорить, он нанёс быстрый удар кулаком мне в рот. Я быстро шагнул назад, пока он не добавил, но Марк не стал напирать. Я вытер кров с губы… Я уже чувствовал, как она стала распухать. — Неплохо, — прокомментировал я.

— Может, это улучшит твою внешность, — огрызнулся он.

Я шагнул вперёд, и нанёс короткий удар рукой, но попал лишь по воздуху. Я нанёс ещё несколько ударов, но не попал ни разу, пока наконец он не заблокировал один из них, и не вогнал кулак мне в живот. Когда он это сделал, я схватил его за плечо левой рукой — его второй удар выбил воздух у меня из лёгких, но я удержался, и сумел приступить к борьбе.

После этого моя ситуация улучшилась. Как и во время наших детских потасовок, я всё ещё не мог сравниться с ним в бое на кулаках, но когда мы оказались вплотную, боролся я лучше. Мои более длинные ноги и руки позволяли мне прилагать больше усилий, и он потерял преимущество, которое ему обычно давали его быстрые рефлексы. Мы немного пошатались по комнате, пока он не попытался вогнать меня в стойку кровати. Изогнувшись, я воспользовался его инерцией, и он врезался спиной в твёрдый деревянный столб.

Испустив сдавленный вскрик, он перестал вырываться. Это показалось мне хорошей мыслью, поэтому я отпустил его, и откатился прочь, тяжело дыша, чтобы перевести дух.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Чёрта с два! Боль адская! — сказал он, прижав руки к пояснице. — Хреновый приём.

— Это ты попытался меня в него толкнуть! Ты слишком сильный, чтобы я мог тебя удержать, поэтому выбор был прост — либо ты, либо я, — огрызнулся я в ответ.

Он долгую минуту хмуро смотрел на меня, потирая свою больную поясницу. Я гневно глядел на него, пока мы оба больше не смогли выдержать напряжения, и заулыбались. Миг спустя мы засмеялись, и наш гнев пошёл на убыль.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — сказал он, когда мы отсмеялись.

— Я думал, что мы уже выросли из этих милых бесед.

— Я тоже, — печально согласился он.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — объявил я.

Мы лежали на спине, бок о бок. Твёрдые деревянные полы были не особо удобными, но мы не жаловались. Затем Марк снова заговорил:

— Воистину отчаянные, друг мой. Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но этого будет недостаточно.

Покосившись на него, я увидел, что он пялился в потолок.

— Почему нет? — спросил я.

— Потому что мне больно, Морт, мне гораздо больнее, чем ты можешь себе представить, — повернул он голову на бок, и поймал мой взгляд. Мы были друзьями большую часть наших жизней, и глядя в его карие глаза, я увидел скрывавшуюся за ними боль. Какое-то время я наблюдал за ним, пока он не отвёл взгляд. На его глаза навернулись слёзы.

— Я не понимаю, — признался я.

— Никто не понимает. Даже сейчас, зная правду, я хочу её так сильно, что ощущение такое, будто кто-то забивает мне кол в сердце. Это больно, Морт… мучительно больно, — произнёс он. Конечно, он имел ввиду свою богиню. Возможно, мне следует называть её его «бывшей богиней» — Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды.

— Мы все что-то теряем, это — часть жизни, — тихо сказал я.

— Всё не так, Морт. Вообрази, что ты годами живёшь счастливой жизнью вместе с Пенни, завёл детей, любил их, и был любимым. Представь всё, что ты когда-либо хотел, любил, уважал, чему верил… всё это. А теперь вообрази, что завтра ты просыпаешься, и обнаруживаешь, что всё это исчезло. Не просто исчезло, но никогда не существовало. Женщина, которую ты любил — её не было, она была мечтой, созданной исключительно с целью манипулирования тобой. Дети, твоя жизнь, твоё счастье — всё это было ложью, сфабрикованной существом настолько чужеродным, что оно тебя даже не ненавидит… ты был лишь инструментом, — сказал Марк, и ненадолго замолчал.

— Она заставила тебя думать, будто у тебя были дети? — озадаченно спросил я.

— Нет… идиот! Я использовал это в качестве примера — это самое близкое к тому, что я мог придумать, чтобы передать тебе то счастье, которое она во мне создавала. Это было не просто счастье, это было… всё. Пока она была со мной, у мня не было сомнений или страхов. Смерть могла грозить мне, но она держала мою руку, и я верил, что она будет ждать меня за порогом смерти. Все действия имели смысл, и каждый миг был полон значимости, всё это было частью её плана для улучшения человечества. Нет… не только это… — поведал он, и приостановился на миг, когда в его голосе прозвучала нотка стыда.

— Что? — спросил я. Я не был уверен, что хотел знать, но он не стал бы говорить, если бы не нуждался в том, чтобы сбросить с себя эту ношу.

— Это было как секс, только лучше. Всё время, пока я служил ей, я воздерживался от женщин… У меня не было к ним влечения. Каждый раз, когда я кого-то лечил… — оставил он слова висеть в воздухе, и увидел, как он содрогнулся, вспоминая.

— У тебя был оргазм, когда ты лечил людей?

— Нет! Но мне всё равно было стыдно, даже хуже, потому что ощущение было гораздо лучше оргазма. Это было подобно наркотику, восторг разума и духа, а также исступлённое ощущение физического удовольствия. Почему, ты думаешь, я ходил искать нуждающихся людей? — спросил он, и в его взгляде было смиренное отчаяние и унижение. — Я «хотел» найти больных людей. Я в них нуждался… а когда желание становилось настолько сильным, что я делал людям больно во сне, просто чтобы потом их вылечить… а она прощала меня. Она сказала, что это было нормально — слабость плоти, вынужденной содержать в себе божественное.

Я не мог не почувствовать отвращение, вызванное его словами.

— Это… — начал я, и остановился, прежде чем закончить словом, о котором я думал: «отвратительно».

— Я знал, что это неправильно, но я должен был верить ей. Мне нужно было верить ей. Я был как наркоман… Я всё ещё наркоман. Даже сейчас мне снится… Я так сильно хочу вернуться к ней, — сказал Марк, и обхватил голову руками.

— Но ты отверг её, — сказал я, надеясь напомнить ему о его собственной внутренней силе.

— Даже в этом решении я не могу утверждать, что мои мотивы были чисты. Действительно, я злился потому, что она отказалась помогать Пенни… это был момент, когда я больше не мог притворяться, что она руководствовалась нашим благом. Я уже знал… глубоко внутри… но в тот момент я в этом уверился. Но даже при этом у меня не хватило бы сил её отвергнуть, если бы я не был так зол.

— Зол на то, что она не хотела помочь Пенни, — добавил я за него.

— Нет, — ответил он лишённым надежды голосом, его лицо покраснело, а глаза наполнились слезами. — Я злился за то, что она не давала мне желаемое… то, в чём я нуждался. Это была злость наркомана, которому отказали в следующей дозе.