Майкл Мэннинг - Война Бог-Камня

Уняв страх, внезапно заставивший моё сердце подпрыгнуть к моему горлу, я использовал ветер, чтобы послать моё невидимое судно в стремительный полёт прочь, над миром. Мои собственные страхи не давали мне делать это раньше, но отчаяние наконец дало мне необходимый толчок.

«Срань господня! Что я наделал!?» — заорал мой внутренний голос. Я мог бы и вслух это прокричать, но мои челюсти сжались так крепко, что ничто не смогло бы их разомкнуть. Мир под нами был ярким и светлым, будто его нарисовал гигант с безумной страстью к цвету. Голубое небо, белые облака зелёные поля, и повсюду солнце отражалось от поверхностей, которые отказывались ограничиваться простыми цветами. Адреналин заставил мой разум лихорадочно работать, и мир налился ясностью, о которой мы часто говорим, но редко испытываем.

Ощущение движения, ускорения, было неописуемым, и в этот момент я понял, что нашёл новое увлечение. Прошла первая минута, и моё сердцебиение стало возвращаться к более-менее нормальному, в то время как мы летели вперёд, гонимые ветром, который был толкаем моим разумом всё крепче и крепче, придавая нам невообразимую скорость.

Наблюдатель с земли увидел бы двух человек, одного — сидящего, а второго — вытянувшегося на спине, быстро движущихся по небу, если они вообще нас замечали. Я быстро набрал высоту и скорость, вкладывая больше сил в ветер, чтобы не потерять чувство ускорения. Моё лицо просветлело, когда я испытал такое чувство возбуждения, какого никогда прежде не знал.

Земля под нами лениво уходила назад, несмотря на нашу непомерную скорость, и я обнаружил, что огромное расстояние между нами и землёй завораживает меня. «Надо приблизиться, чтобы увидеть, насколько быстро она тогда будет двигаться», — подумал я. Изменив ветер, я приложил небольшое давление вниз на переднюю часть нашего «судна», и обнаружил одну из причин, по которой так много волшебников гибли, пытаясь летать. К тому моменту я уже не мог подсчитать нашу скорость, но я уверен, что она во много раз превышала скорость любой птицы, которую я когда-либо видел в небе, и когда я приложил направленное вниз давление на переднюю часть, оно заставило наш корабль внезапно накрениться.

Воздух, прежде плавно обтекавший нас сверху, теперь бил в наклонную поверхность, и часть нашего движения вперёд превратилась в хаотичное вращение. Будучи лишь человеком, я попытался его остановить, и моя реакция лишь ухудшила ситуацию. Менее чем за секунду мы перешли от плавного полёта на огромной скорости к падению камнем, бесконтрольно вращаясь, и бурность нашего неконтролируемого полёта не позволяла мне понять, в каком направлении был «верх».

Я не мог знать, сколько оставалось времени до того, как мы ударимся об землю, но я был уверен, что это будет раньше, чем ожидалось, и, наверное, удар будет достаточно сильным, чтобы уничтожить любую защиту, какую я могу попытаться использовать. Даже если бы я сумел создать щит, достаточно крепкий, чтобы защитить нас, резкая остановка нас всё равно убьёт, наверное. Этот урок я усвоил сам, когда лечил раны моих рыцарей, носивших практически непробиваемую броню. Человеческое тело требовало бережного обращения.

Оставив попытки управлять нашим полётом или остановить вращение, я вместо этого активировал вторые чары, встроенные в камни, из которых состояло моё почти невидимое судно. Я прочитал рассказы, и пришёл к выводу, что я могу с некоторой вероятностью оказаться в подобной ситуации — хотя после начала полёта я на самом деле не верил в то, что такое будет возможно. Полёт казался таким простым, и полностью под моим контролем. К счастью, моя осторожная природа предоставила возможное средство для выживания.

Быстрое вращение полностью меня дезориентировало, и я сомневался, что смог бы в тот момент сотворить даже мелкое волшебство, но мои чары требовали лишь произнесения одного управляющего слова, «ли́ртис», что по-лайсиански означало «перо». Магия снизила нашу массу до одной десятой от обычной, в результате чего общая плотность моего двенадцатифутового диска стала очень низкой. Мы всё ещё падали, но теперь сопротивление воздуха было гораздо более веским фактором, чем гравитация и инерция. В результате скорость нашего падения стремительно упала, а вращение — замедлилось. И десяти секунд не прошло, как наше вращение полностью остановилось, а наше стремительное падение превратилось в нечто не более опасное, что мягкий спуск плывущего на ветру листа.

Когда неистовый ужас в моём сознании пошёл на убыль, я осознал доносившийся до меня громкий вопль — хотя, быть может, слово «крик» описало бы его лучше. Турбулентная брутальность нашего недавнего падения пробудила моего пассажира, который, похоже, был не очень рад сложившейся ситуации. Его голос уже утих, в основном благодаря тому факту, что Роланд опустошил свои лёгкие, и пока что не был способен перестать орать на промежуток времени, достаточный для вдоха.

Младший сын Ланкастеров, судя по его виду, находился в ужасном состоянии. На лице у него были кровавые отметины (вероятно, из-за ударов о стены нашего судна, пока он был без сознания), а его глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. «Он никогда не простит меня за это», — сказал я себе, но на самом деле меня более беспокоило то, что он мог рассказать о едва не настигшей нас смерти Пенни.

— Успокойся, всё в порядке! — крикнул я ему голосом, который гарантированно только и мог, что усилить его панику.

Слова, вроде, помогли. Он перестал орать ненадолго, и вдохнул, прежде чем закричать в ответ:

— Да что тут, блядь, происходит?!

— Не волнуйся, — сказал я ему уже спокойнее. — Дела наши приняли плохой оборот, но сейчас всё уже лучше.

— Как, чёрт возьми, я здесь оказался? — закричал он. — И что здесь, по-твоему, хорошего? Ты что, спятил?! — возопил Роланд. А затем его стошнило.

Перефразирую, его не простостошнило. Рвота ударила из него фонтаном. Я готов был поклясться, что он намеренно целился в меня (чего я, возможно, заслужил). Тёплый поток ударил мне прямо в грудь, и я вступил в схватку со своим собственным, недавно подвергшимся тяжким испытаниям желудком за контроль над его содержимым. Но желудок у меня всегда был крепким, и тут он меня снова не подвёл.

— Проклятье! — воскликнул я. Запах был ужасным, и я знал, что не могу лететь остаток пути до Аградэна, не приведя себя в порядок. — Теперь мне придётся приземлиться! — объявил я.

— Слава богам! — сказал Роланд, ещё больше меня раздражая.

— Возвращайся ко сну, — сказал я ему, и затем позаботился об этом. Я знал, что если приземлюсь, то вернуть его на борт мне ни за что не удастся, поэтому я решил заранее предотвратить его отказ.