Майкл Мэннинг - Война Бог-Камня

— Не мог бы ты объяснить мне, что ты, по-твоему, делаешь?! — крикнул он вниз властным тоном.

Карэнт, известный как Справедливый, приостановил свои усилия по проламыванию магического барьера, защищавшего замок:

— Время для обсуждений прошло, смертный. Ты отлично знаешь, зачем я здесь. Опусти этот щит, и я сделаю твою кончину быстрой, хотя не могу обещать, что она будет мягкой, — ответил сияющий бог, показав идеальные зубы в зверином оскале.

Мордэкай наклонился вперёд, приложив руку к уху, будто ему было плохо слышно:

— Тебя здесь не должно было быть ещё неделю! — крикнул он, будто расстояние между ними были слишком большим для общения нормальным тоном. — Я ещё не закончил принимать своё решение!

— Не увиливай, человече. Я не купился на твою уловку, и ты лишь оскорбляешь собственное достоинство, притворяясь, будто на самом деле поверил в свою собственную ложь, — спокойно сказал сияющий бог, хотя в его голосе звучали нотки едва сдерживаемого великого гнева. — Скоро я буду внутри, и ты и твои люди заплатите кровью и страданиями за то, что заточили моего брата Сэлиора.

На лице Графа ди'Камерона появилось озадаченное выражение, пока он вертел головой из стороны в сторону, будто пробуя разные уши, чтобы получше услышать. Наконец он сдался, и крикнул вниз:

— Что?!

Гнев Карэнта стремительно возрос, когда он осознал, что враг совсем его не услышал. Крича громовым голосом, он повторился:

— Когда я окажусь внутри, ты и твои люди заплатите болью и невообразимыми страданиями! Ты будешь молить о смерти, прежде чем я позволю тебе умереть! И это будет твоим наказанием за заточение моего брата! — выкрикнул он настолько громким голосом, что от него по земле проходила дрожь, и его слышали даже те, кто был в замке, хотя на таком расстоянии его слова были неразборчивы.

Мордэкай прищурился, глядя на него сверху вниз:

— Прости! Наверное, дело в этом проклятом барьерном заклинании! Я думаю, оно и звуки тоже блокирует. Быть может, если бы ты говорил чуток погромче… Я тебя почти слышу.

Карэнт испустил крик ничем не замутнённой ярости и фрустрации, от которого содрогнулись стены, а птицы на мили вокруг внезапно вспорхнули в небо.

Прежде, чем его крик завершился, Граф поднял ладони, извиняющимся образом махая ими на стоявшего внизу и побагровевшего от злости бога. Его губы также двигались, и Карэнт оборвал свой собственный первобытный крик, чтобы услышать ответ волшебника.

— Я действительно ни черта не слышу! — крикнул Мордэкай. — Дай мне минутку. Я зайду внутрь, и опущу барьер, чтобы услышать тебя, тогда, может быть, мы сможем нормально поговорить, без всех этих глупых криков! Я скоро вернусь! — закончил он. Волшебник вошёл обратно внутрь одной из башен, и исчез из виду, оставив Карэнта стоять внизу совершенно поражённым.

— Он ведь на самом деле не собирается открыть для меня барьер? — сказал сам себе бог. — Даже он не может быть настолько глуп, — задумался он. Тем не менее, он ненадолго попридержал свои атаки на барьер — на случай, если смертный мог оказаться настолько глуп, насколько показывали его слова.

Прошли минуты, волшебник не показывался, и Карэнт заскучал. Можно было бы сказать, что он разозлился, но на самом деле он уже довольно долгое время вообще не переставал злиться. Наконец он решил, что Граф над ним издевается. Собрав свою волю в кулак, он снова начал бить по барьеру.

Полминуты спустя Мордэкай снова показался на гребне стены и крикнул вниз:

— Не мог бы ты потерпеть немного! Размыкание чар — это не так просто, как можно было бы подумать, и твой грохот совершенно не помогает! — упрекнул он бога, и, раздражённый, вернулся внутрь.

Бог правосудия снова приостановился, глядя вверх на пустое пространство, где недавно стоял волшебник.

— Он спятил… — пробормотал он себе под нос. — Он что, действительно не осознаёт, что я здесь для того, чтобы убить его?

Несколько секунд спустя волшебник появился снова, широко улыбаясь:

— Готов поспорить, ты гадаешь, не сошёл ли я с ума. Правда в том, что я просто хотел посмотреть, насколько глупым ты можешь быть. Ты что, действительно думал, что я открою этот барьер для большого, буйного шута, вроде тебя?! Ха! — воскликнул волшебник, и, развернувшись, спустил штаны, показывая богу свои голые филейные части, прежде чем снова встать, и изобразить божеству грубый жест левой рукой.

Карэнт был ошеломлён. За более чем тысячу лет общения с человеческими существами его никогда не оскорбляли столь прямо и грубо, этого не делали даже те, кто отказывался повиноваться его жрецам. Он безо всякого выражения уставился на человека, который продолжал махать руками и странным образом жестикулировать.

— А теперь он показывает мне язык, — заметил он вслух с чувством полного потрясения. — Никто никогда… никогда прежде так не поступал.

Прежде, чем бог смог собрать свой гнев, чтобы возобновить свою атаку, Мордэкай остановился, и внимательно посмотрел на него:

— Теперь, когда ты знаешь, как я к тебе отношусь, я пойду, и опущу этот барьер. Надеюсь, ты достаточно храбр, чтобы войти, когда это произойдёт, потому что у меня на тебя есть много интересных планов. Твой брат будет рад твоему обществу, — сказал он, и вернулся обратно в башню.

Гнев Карэнта достиг новых высот, когда слова волшебника эхом забились в его сознании. Собравшись с силами, он приготовился снова нападать на барьер, когда случилось нечто воистину поразительное.

Магический барьер исчез.

Карэнт огляделся, глазея на окружавших его воинов, каждый из которых нёс в себе часть его брата, Дорона, Железного Бога.

Все они ответили ему такими же ошеломлёнными взглядами. Однако это мало что значило, поскольку Дорон был известен отнюдь не своим интеллектом, даже среди своих собратьев. По Карэнту пробежал холодок незнакомого для него ощущения. Будь он смертным, у него было бы для этого чувства более подходящее слово. Страх.

— О-о! Вот теперь он действительно расстроен! — сказал я Уолтэру, когда отголоски ярости Карэнта утихли. Я не совсем разбирал слова здесь, внутри донжона, но их значение было ясно, и заставило меня немного похихикать.

Уолтэр уставился на меня так, будто я спятил:

— Ты ведь осознаёшь, что он порвёт нас на части, когда доберётся сюда, так ведь? Как ребёнок, играющий с насекомыми… — пробормотал он.

— Он и так собирался это сделать. Если нас раздавят как жуков, то мы можем хотя бы поиздеваться над давящей нас рукой. Верно? — парировал я. — Подними мои руки вот так, — сказал я, демонстрируя перед ним это движение. — Затем склони мою голову набок, будто я его не слышу.

Уолтэр сделал, как я просил: