Майкл Мэннинг - Окончанельное искупление

Стефан упоминал внезапный туман, предположительно вызванный шиггрэс. В прошлом лишь Тимоти, лидер шиггрэс, обладал какой-либо способностью к магии, помимо обычных присущих им способностей к высасыванию жизни. Если нежить, получившаяся после смерти Мордэкая, сохранила его силы, частично или полностью… последствия были немыслимы.

Эмоции Пенни наконец улеглись, перейдя с гнева и замешательства на более терпимую меланхоличную подавленность. Она также почувствовала стыд за то, как она себя повела с Роуз. Хотя она всё ещё считала, что её гнев имел под собой основания, реакция её была непростительной. «Мне следует перед ней извиниться», — подумала она, поморщившись.

Она пошла искать Роуз, но Торнберов и след простыл. Их комната была пуста, и найти их нигде не удавалось.

Пенни подтвердила своё подозрение сразу же, как только спустилась.

— Сэр Дориан и Леди Роуз удалились примерно четверть часа назад, Ваше Превосходительство. Сэр Дориан велел мне сообщить вам, что во время своего дальнейшего пребывания в столице они решили остановиться в городском доме Леди Роуз, — сказал камергер, и его взгляд ни коим образом не выдавал его собственных мыслей на этот счёт.

— А что насчёт караула? — спросила она.

— Он забрал двух гвардейцев, остальных Сэр Дориан оставил охранять вас, вместе с Сэром Сайханом и Сэром Иганом, Ваше Превосходительство, — сразу ответил Питэр.

— Очень хорошо, найди Сэра Сайхана, и отправь его в мою комнату, — приказала она.

На миг бровь Питэра дёрнулась:

— Да, миледи.

Она остановила его:

— Буду благодарна, если ты будешь держать свои мысли при себе, Питэр, если только не предпочитаешь сменить место работы, — сказала Пенни. Она была по горло сыта мнениями и суждениями других людей.

Камергер отвесил ей чёткий поклон:

— Как пожелаете, Графиня.

Ждать его ответа она не стала — Пенни уже направлялась наверх, к спальне. Захлопнув за собой дверь, она начала снимать с себя слои одежды, выбираясь из платья. Как иногда бывало, её раздражение заставляло её чувствовать стеснённой и ограниченной, и плотно сидевшая одежда лишь ухудшала это ощущение.

К тому времени, как Сайхан постучал в дверь, она уже сняла платье.

— Можешь входить, — сразу же сказала она, последний раз оглядывая себя в зеркале.

Могучий рыцарь тихо вошёл в комнату, закрыв за собой дверь, прежде чем предупредительно встать, отойдя от порога на несколько футов.

— Вы посылали за мной, Графиня? — спросил он, игнорируя её намерение, бывшее очевидным из-за её одежды.

— Мне нужно сбросить накопившуюся энергию, — сказала она ему.

— Здесь? — скептически сказал он.

— А где ещё?

— Эта комната слишком мала, и хотя она может предоставить отличную практику ближнего боя, это несомненно приведёт к значительным повреждениям мебели, — ровно ответил он, и подчеркнул свой аргумент, обнажив меч, и медленно махнув им.

Пенни подумала немного, но ни к чему не пришла:

— Двора для упражнений здесь нет, и мне было бы непристойно упражняться на улице.

— Значит, кухня, — предложил Сайхан. — Она немного побольше, и большинство мебели и вещей там гораздо более прочнее.

«И, в качестве дополнительного преимущества, это успокоит немилосердное подозрение Питэра», — подумала она, всё ещё раздражаясь, когда вспоминала выражение его лица.

— Хорошо, — кивнула она, двигаясь к двери, ясно слышимым образом шурша кольчугой — звук которой больше не приглушался носимым поверх неё платьем.

— Ты всё ещё носишь броню под платьем, — спросил широкоплечий воин, следуя за ней.

— Я снимаю её лишь когда сплю, и то не всегда, — ответила она, не оглядываясь.

— Мы отвечаем за твою безопасность, — парировал он.

— Безопасность — иллюзия, — сказала Пенни, — но эту броню мне сделал муж, и ничего ближе к безопасности у меня не осталось. Я не доверю защиту моей семьи никому другому, — добавила она. Затем приостановилась, прежде чем спросить: — Это уязвляет твою гордость?

Сайхан ответил несразу, а когда заговорил, то произнёс больше слов, чем она слышала от него за всё последнее время:

— Кого-то это может беспокоить, но любой истинный телохранитель был бы рад. Истинного телохранителя в первую очередь должна волновать твоя безопасность.

— Я не спрашивала «любого телохранителя», я спросила тебя, — повторила Пенни.

— Я не могу осуждать себя за то, что ты делаешь в точности так же, что делал бы я.

После встречи с Мёртл я бродил по городу почти два дня. В прошлом я мог бы искать где-то пристанища, но в моём нынешнем состоянии жилище на самом деле больше не было необходимым. Дождь, жар, холод — всё это больше меня не волновало. Я не уставал и не утомлялся, поэтому я просто шёл. Избегать городской стражи было делом лёгким, едва отвлекавшим меня от моей настоящей задачи, которая была полностью внутренней.

Я следовал найденным мной нитям памяти, касавшимся создания сияющих богов. Каждое воспоминание вело к другим, и собирание их в логичное единое целое было лишь вопросом времени. Обнаруженная мной информация, таившаяся в укромных уголках моего разума, порой была шокирующей. А ещё она была грустной. Я наконец-то узнал историю родителей моей дочери, моего предка Мордэкая Иллэниэла и его возлюбленной, Мойры Сэнтир.

Изучая всё это, я узнал тайны, в свете которых мои столкновения с сияющими богами казались смехотворными. Неудивительно, что они хотели уничтожить род Иллэниэл. Их создатель оставил ключи к их погибели неизгладимо записанными в моей родовой памяти.

У меня по-прежнему не было лёгкого ответа на то, как разобраться с Мал'горосом, хотя если то, что я узнал о человеческих богах, было справедливо и для тёмных богов Ши'Хар, то, возможно, была одна личность, хранившая в себе ключ к их поражению.

Однако у меня была более крупная проблема. Мои чувства, мои эмоции, угасли. Вернулась серая пустота, являвшаяся моим существованием в течение последних нескольких месяцев. Единственным оставшимся во мне чувством была глухая тоска, голод — вернуть страсть, которую я так недавно обнаружил. Я знал лишь один способ сделать это.

Мой разум всё чаще возвращался к одной и той же мысли, к Мёртл.

Я всё ещё помнил, где находился её дом, и я часто обнаруживал, что бреду по направлению к нему. Меня притягивало воспоминание о её жизненной силе, о её эмоциях — о её жизни. Я хотел ещё.

Поначалу я ругал себя за такие желания. Я знал, что они были глупыми. Я знал, что это было неправильно. Моя трансформация в высасывающее жизнь чудовище заставила меня стыдиться, но по мере угасания моих эмоций угас и стыд. Вина испарилась, оставив меня аморальным и пустым, обладающим лишь неудовлетворённой жаждой.