Майкл Мэннинг - Окончанельное искупление

— Нет никаких сомнений в твоём повышении, конечно, если мы выживем, — сказал Харолд, игнорируя угрюмое настроение своего начальника.

— Да? — сказал Сайхан. — И кто меня повысит? Граф или мёртв, или с ним случилось что-то хуже смерти. Да и вообще, нас осталось только пятеро.

Харолд вздохнул:

— Скорее всего Королева переведёт наш орден на королевскую службу. Будут произведены новые рыцари. Работа продолжится.

Старый ветеран поймал взгляд Харолда своим собственным, твёрдым взглядом:

— Без архимага больше не будет уз земли. Что также приводит нас к тому факту, что мы с тобой живём «взаймы». Как думаешь, сколько ещё осталось, прежде чем мы потеряем себя?

— Не важно, — настаивал Харолд. — Мы живём нашей клятвой. Если у меня есть лишь несколько лет, то я потрачу их на неё. А что касается новых рыцарей, наш орден — не про внешнюю силу. Он — про идеал. Покуда есть люди, согласные с этой мечтой, мы никуда не денемся.

Сайхан сплюнул на землю:

— Ты действительно веришь во всё это дерьмо? Ты прямо как наш покойный гроссмейстер. Знаешь, что это ему в итоге дало? Смерть. И ему повезло. Ты бы видел его перед тем, как он умер.

Харолд не выказывал никаких внешних признаков своего гнева, но один из его кулаков рефлекторно сжался:

— Так ты говоришь, что готов отказаться от своих клятв?

Раненный воин засмеялся:

— Нет. Кроме них у меня ничего не осталось. Мне просто надоело слушать про них романтизированную херню. Мы убиваем, мы защищаем, и мы умираем. Любой, кто считает это славным ремеслом, будет разочарован.

— Дориан так не считал.

Сайхан повернул свою голову, чтобы посмотреть своему посетителю прямо в лицо, и в тусклом свете Харолд всё же разглядел предательский блеск слёз у него на щеках.

— Дориан был проклятым глупцом! Однако ты прав, большую часть жизни он так не считал, но не в конце. В конце он увидел неприглядную правду. Я видел это в его взгляде.

Гнев Харолда испарился, когда он осознал, насколько глубоко Сайхан страдал из-за потери Дориана:

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что он пал духом. В его сердце пустили корень кровь и тщетность всего этого.

— Но ты всё ещё здесь, и всё ещё служишь, — прямо сказал Харолд.

— Я вообще-то не особо являюсь примером для подражания. Посмотри на меня! Моё тело сломано и избито, но это — не самое худшее. Просто теперь я снаружи наконец-то такой же, как внутри. Моё сердце давно умерло. И мне самому следовало умереть вместе с ним.

Харолда внезапно озарило, и он начал понимать:

— Ты любил его, так ведь? Как и все мы.

— Он был глупцом, но — да, ты прав. Я ненавидел его за это, но всё же любил этого ублюдка, — медленно признался Сайхан.

— Хочешь знать, почему? — неожиданно спросил его Харолд.

— Что — почему?

— Хочешь знать, почему ты любил его? — пояснил Харолд.

— Потому что он был единственным человеком, которого я считал себе ровней, — сказал Сайхан, и добавил, — за исключением его глупых идей.

— Нет, — заявил более молодой рыцарь. — Ты любил его благодаряего мечте. Ты нашёл человека, воина, посвятившего себя тому же искусству, и все ещё верившего в честь и в мечту о рыцарстве. Он был всем, чем ты хотел быть. Ты любил его потому, что он представлял собой твоюмечту, которая была у тебя до того, как жизнь и время сломили тебя внутри. Ты в неё больше не верил, но ты всё равно любил его, потому что он дал тебе надежду.

Его собеседник долго молчал, не осмеливаясь отвечать, пока не исчез комок у него в горле. Слова Харолда попали в цель.

— Ты, наверное, прав, я признаю — но что с того? Он всё равно мёртв, вместе со своей мечтой.

— Вот тут-то ты и ошибаешься. Она — здесь, — указал Харолд себе на грудь. — Она живёт во мне, и в каждом солдате, кого вдохновил Дориан, был ли тот рыцарем или нет. Что бы Дориан ни чувствовал в конце, он почувствовал это слишком поздно. Он уже передал свою мечту мне, передал своему сыну. Если тебе нужно вдохновение, просто ищи его в следующем поколении. Оно здесь, — сказал молодой рыцарь, протягивая руку своему начальнику.

— А от меня ты чего хочешь? — сказал Сайхан, глядя вверх.

— Мне нужна твоя помощь. Мощь Дорона будет разделена среди наших солдат, давая им силу и скорость, похожие на нашу, но они к такому не привыкли. К войне готовится две сотни человек, и некоторые из них обязательно убьются, прежде чем поймут свою собственную силу. Мне нужна твоя помощь, чтобы обучить их в оставшееся у нас недолгое время, — ответил Харолд, продолжая протягивать руку.

— Ты действительно очень похож на него, — наконец сказал Сайхан, и положил свою ладонь в руку Харолда. Миг спустя он испустил приглушённый вопль боли: — Прекрати! — завопил он, когда Харолд пытался рывком поднять его на ноги, забыв о его сломанной ключице.

— Прости меня! — воскликнул Харолд. — Я забыл!

— Да чёрт бы тебя побрал! А моё тело — не забыло! — выдавил между короткими вдохами Сайхан.

— Элэйн сказала, что зайдёт позаботиться от тебе, — сказал Харолд.

Старый рыцарь поморщился:

— Ну, пока она до меня не добралась. Возвращайся к своей работе. Я приду, когда смогу, если у неё в ближайшее время дойдут до меня руки.

Чувствуя лёгкое смущение, Харолд ушёл.

Сайхан сменил позу, улёгшись на землю. Скрежещущая боль сказала ему, что его ключица снова сильно сместилась, но сам он не мог её выправить. И решимости попросить помощи у него тоже не было. Ремарки Харолда помогли его духу, но его физическая боль всё ещё была ошеломляющей.

— Это я должен был умереть вместо него, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Звук шагов объявил прибытие нового посетителя, и по их лёгкости он догадался, что посетитель был женщиной. Однако направление было подозрительным, ибо звук шёл с той стороны, куда дул ветер. Элэйн появилась недалеко от него, и Сайхан осознал, что она усвоила его прежние, смущающие замечания, подойдя с той стороны, с которой он её не смог бы почуять.

— Давно слушаешь? — спросил он.

— Нет, — солгала она. — Я как раз услышала, как ты ругался, когда он потянул тебя за руку.

Сайхан на самом деле не ожидал правдивого ответа, поэтому принял эту ложь. Это было проще, чем поощрять её к обсуждению услышанного.

— Не могла бы ты сделать что-нибудь с этим? — спросил он, указывая на свои плечо и руку.

— Могла бы, — сказала она. — Если ты выдержишь.

— Мне уже довольно давно никто не задавал этот вопрос.

Она выдохнула с деланным раздражением:

— Тебе полагалось спросить, насколько это будет больно.

— Мне уже довольно давно на это плевать, — угрюмо добавил он, хотя на самом деле он уже перешёл свой предел.

— Вообще больно не будет. Я могу заблокировать нервы, прежде чем начну, — ответила она, бросая попытки пошутить.