Майкл Мэннинг - Вознесение гор

Что его волновало во время боя с Каруином, так это трудность и время, уходившее на черчение линий на земле. Падать на колени и рисовать по земле пальцем — не практично и не уместно, когда кто-то другой занят попытками тебя убить. К тому же, он заметил, что в некоторых местах земля на арене была каменистой, что сделало бы рисование на ней пальцем невозможным.

После ряда экспериментов он наконец нашёл метод использования сфокусированной линии силы для черчения по земле. Даниэл использовал свой палец в качестве направляющего элемента для силы, вытягивая её достаточно далеко, чтобы достигнуть земли. Он практиковался в пределах своей комнаты, рисуя на полу линии с помощью своей невидимой «палки», как он о ней думал. Даниэл был весьма уверен, что в случае встречи чего-то более твёрдого, чем грязь, он сможет заточить кончик достаточно, чтобы вырезать линии, если на то будет необходимость, но не мог проверить эту идею в своей комнате.

Даниэла также заботило то, как Каруин себя исцелил. Один из надзирателей сделал для него то же самое, прежде чем они ушли, используя лёгкое касание, чтобы сомкнуть кожу на его ранах. Он также исправил одну из мышц на плече у Даниэла.

Осматривая это место своими особыми чувствами, Даниэл смог заметить линию стыка, где была заново соединена его мышца. На коже у него тоже остались шрамы там, где её срастили. Этот метод исцеления был неидеальным, но быстрым и эффективным.

«Чертовки полезно, когда истекаешь кровью до смерти».

Самой крупной проблемой было то, что у него не было никаких ран, на которых можно было бы упражняться. Первой его мыслью было подождать до следующего боя, и если его снова ранят, то он сможет попытаться залатать рану раньше надзирателей, если, конечно, победит. «Но ты можешь и проиграть, будучи неспособным остановить кровотечение во время самого боя».

Ему нужно было научиться поскорее.

Стиснув зубы, он создал острое, похожее на нож силовое лезвие вокруг одного из своих пальцев, и использовал его, чтобы осторожно прорезать двухдюймовую линию по своему правому бедру. Порез он делал поверхностным, чтобы не повредить мышцу под кожей, но достаточно глубоким, чтобы обеспечить подлинное рассечение самой кожи. К счастью, острота его эйсара делала порез почти безболезненным, хотя он и начал пульсировать болью почти сразу же после того, как Даниэл закончил.

Проступившая из пореза кровь не давала ему увидеть края пореза глазами, но его разум довольно легко их нашёл. Даниэл попытался стянуть края вместе, склеивая их усилием воли, но потерпел полную неудачу. После ещё нескольких неудачных попыток он наконец наткнулся на решение.

Плетя между краями тонкую, подобную нити линию силы, он мог крепко стянуть и удерживать их вместе. Сфокусировав своё восприятие ещё ближе, он смог найти крошечные «частицы» кожи, которые были перерезаны и разорваны. Даниэл наловчился сращивать их обратно. Сцеплялись они не совсем так, как были до пореза, но по крайней мере они были соединены с похожими частицами. У него не было названий для того, с чем он работал, но Даниэл видел вещи, которые были слишком крошечными для человеческого взгляда.

Залечив первый порез, он осознал, что хотя произведённые им действия имели успех, они были слишком медленными.

— Нужно практиковаться, — сказал он себе, вздрогнув от этой мысли, глядя на аккуратную линию серебряного шрама у себя на бедре.

«Ну конечно же!»

Используя свой левый указательный палец, он стал прорезать длинную линию по внешней стороне своего предплечья, вдоль кости. Каждые пару дюймов Даниэл останавливался, чтобы срастить кожу. Время от времени он был вынужден остановиться, когда боль становилась для него слишком сильной. Его разум начал предугадывать порезы, отчего те болели сильнее, чем им следовало бы, но Даниэл всё равно продолжал резать.

Полчаса спустя он заполучил аккуратную линию, тянувшуюся от локтя до кончика мизинца. Затем он начал делать соответствующую линию на внутренней стороне своего предплечья. Вторая линия потребовала ещё больше времени, причиняя особо сильную боль, когда он резал вдоль указательного пальца, минуя внешний край большого.

Закончив, Даниэл остановился полюбоваться на свою работу. Лечить порезы он научился гораздо лучше. В самом деле, он настолько наловчился, что был вынужден сдерживать свой перфекционизм, поскольку в некоторых местах ему удавалось почти не оставить линию шрама. «А как раз в линия-то мне и нужна».

Вытянув перед собой руку, он представил себе силовой клинок, которым победил Каруина. Клинок мгновенно появился, и его неуклонно улучшавшееся восприятие позволяло ему определить, что этот клинок был лучше прежнего. Уходившее на его создание количество эйсара уменьшилось, а его форма и кромка укрепились. Даниэл поэкспериментировал с изменением длины клинка, чтобы прочувствовать разницу в требуемой для него силы.

— Мне жалко любого, кто приблизится на расстояние удара этой штуки, — сказал Даниэл вслух. Расстояние варьировалось от трёх до десяти футов, если он хотел использовать клинок эффективно. Он также мог представить использование линий для того, чтобы фокусировать свою силу и для атак на расстоянии, но в его комнатушке было для практики не так много места, как ему бы хотелось.

Даниэл принялся за другую руку, на которой пока ещё не было линий из шрамов. Он внутренне вздрогнул, думая о повторении этого процесса на второй руке. Мысленно собравшись с духом, он приступил к работе. Работа была полна боли и крови, но он уже начал понимать, что так было со многими вещами в этой жизни. «Либо кровь сейчас, либо смерть потом».

Прошло больше недели, а Даниэл не видел никого кроме женщины, приносившей ему дважды в день пищу и воду. Из неё начала получаться чудесная собеседница.

— Доброе утро, Брэнда! — сказал он ей, когда она вошла в первой половине дня. Она отказывалась называть своё имя, поэтому он сам выбрал для неё это имя, назло.

— Ты сегодня снова прекрасно выглядишь, Брэнда! — сказал он ей, когда она вернулась вечером.

По мере того, как дни непрерывно шли один за другим без всякого ответа с её стороны, Даниэл начал придумывать более творческие приветствия, себе на забаву.

— Брэнда, я вынужден признаться, что влюбился в тебя, — печально сказал он ей однажды. Она продолжала смотреть в пол, и поставила его поднос на стол.

— Я пытался выбросить тебя из головы, но я просто не могу, — добавил он. — Ты для меня — единственная женщина. — Она забрала пустой поднос, и быстро пошла к двери.

Даниэл преградил ей путь к выходу:

— Право же, Брэнда, я весьма буквально больше не встречаюсь ни с одной женщиной крометебя.