Карина Демина - Драконий берег

Чуткий?

Он услышал. Обернулся и хмыкнул, как мне показалось, обиженно. Мужчины не любят, когда их называют чуткими.

— А это Майкл, наш маг… вы не маг?

— Нет.

— Неправда, — Майкл схватил меня за руку и дернул ее вверх, нажал, заставляя раскрыть ладонь. Поднес ее к носу и вдохнул. — Дар есть, но слабый. И нестандартный. Впрочем, чего еще ждать от айоха.

Руку я вырвала и демонстративно вытерла о штаны.

— Не обижайтесь, Уна, — он оскалился, — на самом деле это скорее комплимент.

Вот уж не хватало.

— Айоха… да и в принципе представители коренных народов обладают высочайшим потенциалом. Это давно доказано. И пусть сила ваша отличается от той, что привычна, а методы далеки от академизма, но современная наука уже готова признать, что в этом что-то есть.

— Не пугай ее, — Милдред покачала головой.

Я не боюсь.

Не его.

Я боюсь за Томаса. Они ведь из-за Томаса приехали? Или потому, что Томас — неплохой предлог проникнуть в дом Эшби без ордера? Впрочем, не сомневаюсь, что и ордер им выпишут по первому требованию.

— Маги все немного сумасшедшие, — сказала Милдред.

А я сделала вид, что верю.

— Я… не смогла его отнести наверх. Там гостевые комнаты, но он тяжелый, — я едва не добавила, что тяжелее Дерри.

Тому порой становилось совсем плохо.

И ноги отказывали.

Он обзывал меня глупой девицей, которой больше заняться нечем. И орал, что посидит на террасе, что хочет там сидеть и любоваться ночью, но я все равно утаскивала его в дом, потому что ночью в пустыне холодно.

А потом врала, что мне страшно.

Одной и в этом большом скрипучем доме. И что он обещал рассказать… он рассказывал. Мы оба знали о вранье и были благодарны друг другу за эту ложь. Но эта память — не для федералов, она моя, собственная.

— И не стоит. Чем меньше двигаешь больного, тем оно лучше, — сказал Майкл, встряхивая руками. Пальцы его зашевелились быстро-быстро, будто он прял невидимую нить. — Интересно… очень интересно… Милдред, дорогуша, не будешь ли ты так любезна открыть ему глаза.

— Я сама.

Я не хотела, чтобы эта женщина прикасалась к Томасу. Я знала, что она не причинит вреда, что… это просто-напросто глупо, что он даже не поймет, кто ему глаза открывал и, возможно, она лучше справится. Но, черт побери, я просто не хотела, чтобы эта женщина к нему прикасалась.

Вдруг он увидит?

И… влюбится.

Как в сказке про русалочку… и нет, я взрослая. И в любовь больше не верю. Я просто смахну испарину с бледной кожи, пожалев, что не прихватила платок.

— Держи его голову прямо, деточка.

Маг склонился, почти упершись носом в нос Томаса, еще немного и губы коснуться его губ в противоестественном поцелуе.

— И глаза, я должен заглянуть в его глаза… хотя бы левый. Милдред…

Она подчинилась.

— А ты голову держи! — он рявкнул и я застыла.

Держу.

— Смотри, чтобы не сорвалось… проклятье… нет, как этого можно было не заметить? — Майкл бормотал себе под нос, а пальцы его продолжали шевелиться, и смотреть на это было… неприятно, да. Пожалуй. Но я смотрела. А Милдред пальцами раздвинула веки.

— Чудесно… просто чудесно…

Сила кипела.

Я теперь ощущала ее всей кожей. Она обжигала, как полуденная пустыня. Шумела. Мешала.

— Говори с ним.

— О чем?

— Понятия не имею. Я вот с ним о рыбалке однажды говорил. Он рыбалку ненавидел.

— У него брат утонул.

— Печаль какая, — сказано это было равнодушно. — Но мы с ним едва знакомы, а вот ты… давай, что-нибудь такое, чтобы достучаться…

Что-нибудь…

Что?

— Томас, — я сказала и запнулась. Я не могу говорить вот так, когда все слушают. А они слушают. И тот огромный мужчина, что замер, притворяясь, будто интересен ему узор на паркете, и Майкл, и Милдред, и даже шериф. Они все… ждут.

Чего?

— Деточка, — пальцы Майкла остановились и Томас захрипел. — Если ты не заговоришь, я его не вытащу. На твой голос он реагирует. И на присутствие. Если не хочешь вслух, говори про себя. Он услышит.

Это как?

— Твоя сила. Представь… я не знаю, что ты не с человеком разговариваешь.

С драконом?

Им не нужны слова. Да. Помнишь, ты Искру видел? Она о тебе спрашивала. Ты понравился. И если вытянешь, я отведу тебя снова. Может, даже в пещеры. Редко кому из чужаков представляется шанс заглянуть в драконьи пещеры.

Они не любят гостей.

И правильно.

Но ты — другое. Я покажу тебе Лютого. Издали. Он огромен, самый большой дракон на побережье. Институтские мечтают у него пробы взять, но это у них вряд ли получится. А еще Лютый умеет петь. Ты когда-нибудь слышал, как поют драконы?

— Вот так… умница, продолжай.

Я ничего не делаю.

Я просто держу голову и глажу виски, осторожно, потому что мне кажется, что ему легче. А драконы умеют петь. Только не всякий человек способен услышать. Но если постараться, сесть на вершине Одинокой скалы, скрестив ноги. Закрыть глаза. И позволить себе услышать мир.

Тот, который без людей.

Тот, где небо касается моря, выпуская китов на свободу. И огромные, они вдруг становятся легки. Киты выпрыгивают, спеша искупаться в солнечном свете, а драконы ловят брызги и поют. Мир становится звонким, хрустальным.

Легким, как душа.

Когда Дерри ушел, они пели, провожая. И надеюсь, смерть его была легкой. Да… а тебе еще рано. Дерри был болен. Он долго сражался, он даже как-то победил, но болезнь потом вернулась. И мне стало одиноко. От одиночества все глупости.

Или не все, но большинство.

Я бы рассказала тебе, как купалась в Запретном озере. И тоже сводила бы. Оно не совсем, чтобы запретное, просто скрыто в глубине пещер. К нему спускаться пару часов.

И пахнет оно неприятно.

Зато вода черная, что деготь, и на дне лежат белые камни, гладкие, похожие на жемчуг. И я знаю, что за каждую мне бы предложили сотню, а то и две, но…

Мне жаль было портить эту красоту.

А еще там с потолка свисают тончайшие нити, которые светятся в темноте. Это тоже красиво.

Дыхание Томаса постепенно выравнивалось. А заплывшие чернотой глаза приходили в норму. И хорошо. Я не знаю, что он услышал и услышал ли, и имело ли это значение, но… хорошо.

— Вот так, — маг выдохнул и сел рядом. — Посидишь с ним, девочка? Посиди, будь добра. Он скоро очнется, но ты все равно посиди.

Посижу.

И вспомню еще что-нибудь… может, из детства? Нет, там мы воевали. Почему? Потому что я — полукровка и учусь лучше, а еще обозвала его недоумком.

Сам виноват.

Нечего было задевать Ника…

— Привет, — шепотом сказала я, когда Томас открыл глаза. А он ответил:

— Он первый начал.

Вот же… бестолочь.

В этом доме было… беспокойно. Пожалуй, что так. Милдред обняла себя. Ее знобило. И ведь тепло. Объективно тепло. А ее знобило.