Роман Суржиков - Янмэйская охота

— А что не понять-то? Братовой тещи кузина, упертая склочная старуха. Тридцать лет назад познакомились — она и тогда такой была. Отца моего звала дурнем и пустозвоном… А тут еще про какой-то орден толкует. С чего мне ей доверять?

Менсон вприпрыжку подбежал к пророку, весомо хлопнул по плечу:

— Вот этому парню я верю. Он тронутый, но добрый. Подвинулся умом на своих снах — но не скрывает. И говорит с людьми, а не с платьями. Хоть рвань, хоть грязь — он в душу смотрит. Ему все скажу… А вам — не знаю.

Леди-во-Тьме не утратила спокойствия. Разгладила складки пледа на своих коленях, лизнула сухие губы и осведомилась:

— Что вы хотите услышать, лорд Менсон?

— Да вот, знать хочу… Вы убили императора?!

Все опешили, а Менсон подскочил к пожилой леди, зашипел в ее слепые глаза:

— Прр-ризнавайся! Ты прикончила Адриана? Убила импер-ратора — ты?!

Он сдернул плед с ее колен, набросил себе на голову, приподняв край. Изможденное лицо Менсона жутко белело в тени под пледом, глаза багровели огнем.

— А может, еще убьешь? Ты убьешь импер-ратора? Ты убьешь? Ты?!

Фольтиец захотел прийти на помощь королеве, испуганной безумцем. Едва он подступил к Менсону, как тот схватил его за грудки, накинул плед на обе головы — свою и адмирала — и зашипел змеиным голосом:

— Так значит, ты убьеш-шшь императора? Ты убьешь? Ты?..

Адмирал в ужасе попятился, вывернулся из лап шута, а тот накинулся на лорда Эммона:

— Ты убьешь импер-ратора! Ты убьешь!

Его тон изменился — казалось, что шут не спрашивает, а приказывает:

— Ты убьешь Адр-риана! Убьешь имперр-ратора! Ты-ыы!

Вслед за кастеляном, отец Лорис подвергся его нападкам — и тоже попятился, потрясенный и напуганный. Тогда шут взялся за фрейлину королевы — шипя, рыча и требуя убить покойного уже владыку. Бедная женщина заорала, чтобы стража пришла на помощь и утихомирила безумца. Но тут Менсон охнул и померк, будто угасло в нем внутреннее пламя. Он шепнул: «Никто из вас?..», — выронил плед, осел на траву и разрыдался.

— Помогите мне… — выдавил сквозь слезы. — Помогите найти того…

Отец Лорис нагнулся над ним, пытаясь успокоить, а лорд Эммон робко высказал догадку:

— Ульянина Пыль?

— У!.. У!.. Уууу!.. — завыл Менсон и задрал рукав. Все увидели те самые шрамы от зубов, которые прежде потрясли Гериона.

— Письмо с Пылью вынудило вас? — уточнил лорд Эммон.

— Уууу… Найдите того, кто послал… Вот зачем я… здесь…

Известие произвело неизгладимый эффект. Если Менсон и подозревал кого-то из присутствующих в авторстве письма, то теперь любые подозрения улетучились. Все были оглушены известием.

— Атака Ульяниной Пылью! — кричал лорд Эммон. — В Альмере! В тот же день, когда рухнул мост! Вы понимаете, что это значит?

— Северянин — серповка! — отвечал фольтиец. — И сам не знает, чья!

— Приарх сбился с пути, — шептал отец Лорис. — Да спасут его боги…

— Не просто сбился, но владеет Тайной! План рушится, Древо шатается!

— Бездонный Провал! Премудрый прав: мир падает в бездну!

— У нас нет трехсот лет. Все рухнет за считанные годы!..

Шут Менсон, невольно поднявший переполох, забыл плакать и с интересом наблюдал сцену. Франциск-Илиан тоже обратился во внимание — ведь нечасто увидишь благородных дворян в столь единодушной панике.

— Змей становится слишком силен! Мы должны применить крайнее средство!

— Но тогда сами уподобимся змею…

— Мы обязаны! Древо дает трещину! Сон пророка предвещает гибель Древа!

Леди-во-Тьме сухо хлопнула в ладоши:

— Довольно. Я не потерплю хаоса. Не случилось ничего сверх того, что ожидалось.

— Разве ваше величество не видит — змей погубит Древо! Наш долг…

— Следовать плану, как и прежде, — холодно молвила королева. — Второй из Пяти допустил своеволие. Этого не повторится. Все пойдет своим чередом. Древо будет расти.

— Ваше величество, Семнадцатый Дар все изменил! Змей родился и набрал силы!..

Леди-во-Тьме презрительно цокнула языком.

— Все вы так слепы — вероятно, потому, что слишком верите глазам. Змей ничего не значит для Древа. Семнадцатый Дар изменил лишь одно: он приблизил день Спасения. Мы пойдем на крайние меры, когда они перестанут быть крайними.

Никто не решился возразить. Менсон и Франциск-Илиан даже не поняли, о чем идет речь, и обменялись взаимно сочувствующими взглядами. Трое врат, напротив, поняли очень хорошо и, видимо, не были согласны с Леди-во-Тьме — однако приняли ее волю:

— Повинуемся, ваше величество. Древо будет расти.

— Лорд Менсон, — сказала королева, — ваша история убедила меня в одном: следует встретиться с северянином и с тою, что зовет себя Несущей Мир. Я совершу поездку в столицу. Премудрый, лорд Менсон, составите ли мне компанию?

Пророк согласился охотно, а Менсон — после долгих колебаний. Издавая отвратные звуки — кррак-кррак, вжик-вжик, хррясь-хррясь — он весьма наглядно изобразил, как императорские палачи пилят его на части за цареубийство. Леди-во-Тьме поклялась, что засвидетельствует перед владычицей его невиновность, а Франциск-Илиан процитировал труд Праматери Юмин «Справедливость и действие», в котором описывался эффект Ульяниной Пыли. Сама Праматерь правосудия утверждала, что человек, совершивший преступление под действием Пыли, не может считаться виновным. Ни Минерва, ни северянин не посмеют оспорить слова Праматери.

Менсон принял доводы и согласился.

Спустя несколько дней Леди-во-Тьме и Франциск-Илиан со своими свитами пустились в долгий путь.

По дороге Франциск-Илиан вступил в тайный орден и поклялся блюсти его секреты. После ритуала посвящения Леди-во-Тьме открыла два величайших секрета ордена: какое Древо взращивают братья, и какой раскол грозит Поларису через триста лет, если Древо не скрепит мир своими корнями.

Невзирая на всю мудрость и опыт, Франциск-Илиан был потрясен до глубины души.

Полагаем, несмотря на риск потрясения, читатель тоже хотел бы узнать секреты. Но претендовать на эти знания может лишь тот, кто дал клятву верности ордену. Давал ли ее читатель?.. Боимся, что нет.

Сизая паволока покрывала сталь, придавая клинку оттенок грозового неба. Лезвие идеальной заточки становилось на кромке почти прозрачным — не обрывалось, а будто растворялось в воздухе. Узкий, не шире трех пальцев, клинок казался бы хрупким, не будь он слегка выгнут. Слабый этот изгиб создавал чувство необычайной прочности: дюймовое отклонение от прямой — единственная уступка, которую сталь готова сделать при любых испытаниях.

Клинок звался Глас Зимы. Выкованный двести двадцать лет назад, он начал службу в самые черные дни Империи — при Первой Лошадиной войне. Его держал в руках герцог Одар Ориджин, когда клялся защищать Империю до последней капли крови. Он, Глас Зимы, отнял жизнь великого ганты Хадиная в битве при Дойле, прервавшей движение Степи на север. Он же остановил сердце герцога Одара, когда сын лорда нанес отцу удар милосердия — и получил меч в наследство.