Майкл Салливан - Эра войны. Эра легенд [3-я и 4-я книги серии] [сборник litres]

Мороз перегнулся через перила.

– Я-то думал, это ваших рук дело. Уровень воды как никогда низок. Засухи вроде не было… Наоборот, всю прошлую неделю лил дождь, тогда-то вода и начала падать. Странно, очень странно…

Из-за реки донеслось пение. На балконе Авемпарты стояли десять фрэев, все в белых ассиках и совершенно лысые. Один указал на Нифрона.

– Тэт меня подери! – Только сейчас Нифрон понял, что оставил шлем в хижине Потопа.

Он спрыгнул с платформы и побежал к городку строителей.

– Что происходит? – Мороз припустил за ним.

Фрэй не ответил, ожидая удара молнии. Только ворвавшись в дом Потопа и надев шлем, он понял – что-то не так. Во-первых, небо ясное. Обычно миралииты собирают тучи и вызывают грозу. Во-вторых, чересчур тихо. Шум падающей воды стих. Река не просто обмелела, а совсем пересохла.

Гном оглянулся.

– Не к добру это.

В наступившей тишине раздавалось лишь пение миралиитов. Нифрона пробрала дрожь. Они меня ждали! Хотя нет, откуда им было знать, что я приеду? Ну хорошо, пусть не ждали, но все равно решили этим воспользоваться.

С севера донесся грохот.

– Что происходит? – спросил Потоп.

– За мной, если жизнь дорога! – Нифрон выскочил из хижины и бросился к своей колеснице. – Абрилл! Разворачивайся, мы уезжаем!

– Что это? – повторил Потоп, когда все трое забрались в повозку.

Абрилл щелкнул поводьями, и лошадь помчалась по лесной дороге. Рабочие провожали их недоуменными взглядами. Некоторые высматривали грозу, самые умные поспешили укрыться в хижинах.

«Эти деревянные будки станут их гробами», – подумал Нифрон и приказал вознице прибавить скорость.

Гномы крепко держались за борт повозки. Малый рост не позволял им выглянуть наружу.

– Что за шум? – спросил Потоп.

– Покрыть канаты рунами сложно, – пояснил Нифрон, – а нарисовать их на воде – вообще невозможно.

Раздался рокот, будто возвещающий конец света. Абрилл лихорадочно нахлестывал белого жеребца.

«Отличная дорога! – думал Нифрон, пока они мчались по гладким булыжникам. У них за спиной обезумевшая вода крушила деревья, выворачивала скалы, вздымала фонтаны грязи. – Река вернулась, а мой мост погиб».

Никто не знал, кому – Нифрону или Персефоне – принадлежала идея разделить лагерь на четыре квартала, в зависимости от рода занятий проживавших там людей: мастеровые, повара, целители и воины. Сури была уверена, это придумал Нифрон: он привык мыслить прямолинейно, ему ближе квадраты, чем круги. Мужчины вообще предпочитают острые углы, а женщины – плавные линии. Однако в природе не бывает острых углов; чтобы понять натуру Праматери Элан, достаточно взглянуть на каплю воды.

Купола шатров и близость Харвудского леса напоминали Далль-Рэн, только без мрачного чертога и тесных стен. По клеткам из мертвых деревьев я горевать не стану, но лес здесь совсем другой.

Сури побывала в Харвудском лесу лишь однажды и больше туда не ходила. Оказывается, леса – как люди – очень разные. Серповидный напоминал веселую приветливую тетушку, что пахнет свежим хлебом и встречает с распростертыми объятиями, а Харвуд – вечно брюзжащего старого деда, провонявшего кислым молоком. Впрочем, неприятный родственник лучше, чем никакого. Ничто не сравнится с бесплодной Дьюрией.

Шатер Персефоны стоял в центре лагеря, на перекрестке двух троп, разделяющих пространство на квадраты. Роан называла его «ступицей колеса»: звучит красиво, только непонятно. Персефона величала свое жилище чертогом: понятно, но звучит некрасиво. Шатер кинига был достаточно велик, чтобы вместить десятерых, и так высок, что никому не приходилось пригибаться. Над входом висел тент, обозначая крыльцо. Пол устилали ковры с цветочным орнаментом, на них располагались столики, подушки, горшки и ларцы. На верхнем венце висели деревянные и железные щиты. Перед шатром горел огонь.

Сури удивлялась неразумности людей: для них огонь был инструментом, а для нее – диким зверем. Однажды она принесла в дом Туры белку и на собственной шкуре прочувствовала нрав неприрученного животного. Пламя – гораздо менее ручной и намного более опасный зверь.

У очага сидел Хэбет, отрешенно глядя на тлеющие угли. Заметив Сури, он улыбнулся. Славная у него улыбка. Одни умеют только усмехаться, другие – самодовольно ухмыляться, Хэбет же улыбался безмятежно, от всего сердца. Казалось, запас его улыбок неисчерпаем.

– У тебя огонь погас, – заметила Сури, указав на угли.

Хэбет сосредоточенно наморщил лоб, покачал головой и поднес палец к губам.

– Спит, – прошептал он.

Девушка вновь взглянула на очаг, кивнула и прошептала в ответ:

– Значит, я ошиблась.

Хранитель Огня улыбнулся еще шире, встал и крепко ее обнял. Простак не умел вести длинные разговоры, зато обожал обниматься. Он молча вернулся на свое место и вновь уставился на угли.

Скоро будет дождь. Сури решила не говорить об этом Хэбету. Плохие новости подождут.

По обеим сторонам от входа в шатер стояли воины-фрэи, вооруженные длинными копьями. Эти точно обниматься не станут. Все фрэи, в особенности инстарья, – гордый и замкнутый народ. Самое разнузданное проявление чувств у них – дружеский хлопок по спине. Даже Арион, горячо любившая Сури, всегда держалась отстраненно.

Над головой клубились тяжелые облака. В другое время года такие принесли бы снег, эти сулили только сильный дождь. Тем не менее, девушка чувствовала предвестие зимы. Некоторые вещи легко предсказывать.

Охранники предпочли не обращать на Сури внимания. Рхунка, владеющая Искусством, – невиданное диво вроде говорящего барсука. Фрэи не знали, как себя вести в ее присутствии, да и люди толком не понимали, что с ней делать. Когда Сури была четырнадцатилетним мистиком, они улыбались и качали головами. Некоторые посмеивались. После того как пронесся слух, что девочка сровняла гору с землей, смеяться перестали. Пока она была ребенком, ее терпели, однако старались держаться подальше. Теперь ей двадцать, она удержала стены Алон-Риста и сотворила дракона. Не нужно владеть Искусством, чтобы почувствовать – люди боятся. При ее появлении дети разбегались, а мужчины закрывали собой женщин. Рхуны не знали, как ее называть. «Ведьма» – слишком мелко, «миралиит» – непривычно, так что они по-прежнему величали ее мистиком, однако в их устах это слово приобрело иное значение.

Девушку ожидали в шатре, поэтому она беспрепятственно прошла мимо стражников. Те сохраняли невозмутимость, а Искусство кричало: «страх». Сури оглянулась на Хэбета; Хранитель Огня радостно улыбнулся и помахал ей. Искусство шепнуло: «покой».

«В этом разница между разумом и мудростью», – подумала девушка, заходя в шатер. На миг ей почудилось прикосновение шерсти к голой ноге. Она взглянула вниз, но никого не обнаружила.