Анастасия Анфимова - Лягушка-принцесса [СИ]

Вот только такого грохота хозяйка никак не ожидала, поэтому, резко заткнувшись, бросила отчитывать повара-раба и устремилась прочь из кухни.

Она оказалась во внутреннем дворике за секунду до того, как отшвырнув край занавеса, отделявшего парадную часть дома от семейной, туда ворвался разъярённый супруг, а с ним почему-то трое городских стражников в кожаных доспехах.

— Где эта дрянь?!!! — раненым медведем взревел мужчина, обведя налитыми кровью глазами замерших в испуге домочадцев. — Она, что так и не вернулась, мерзавка?!

— Ну, и зачем же так кричать? — первой приходя в себя, проворчала его матушка. — Ну, загулялась девочка…

— Девочка?!!! — заорал во всю глотку Итур Септис Даум и, словно одежда мешала ему дышать, с треском разорвал на груди тунику. — Эта паскудина — самозванка!!!

— О чём ты говоришь? — от волнения позабыв обо всех правилах приличия, возопила жена.

Оскалившись, глава семейства покачнулся, и чтобы не упасть, ухватился за плечо невольно вздрогнувшего стражника.

— Письмо, пришло письмо из Канакерна! — прохрипел регистор Трениума, вытирая пот тыльной стороной ладони. — Там не знают никакой Ники Юлисы Террины!

— О боги! — прошептала Пласда Септиса Денса, и чувствуя, как слабеют ноги, неуклюже плюхнулась задом на как нельзя во время подвернувшийся табурет.

Второй опомнившаяся рабыня торопливо поставила перед господином.

"Вот так опозорились! — мысленно взвыла оглушённая свалившимся несчастьем женщина. — Какой скандал! Теперь уж не до свадьбы. Как бы от такого срама из Радла уезжать не пришлось. Итуру теперь ни за что не стать регистором. А как же Лептид, Анк, Гэая? После этого им же своей фамилии стыдиться придётся. Вот гадина всем жизнь испортила, а мы её как родную приняли…"

— Я всегда чувствовала, что с ней что-то не так, — процедила сквозь зубы хозяйка дома. — Не похожа она на аристократку знатного рода. Что я, не видела их, что ли? А эта и ведёт себя не так, и разговаривает по-другому.

— Ославила нас эта стерва на весь город, — согнувшись, словно под невыносимой тяжестью, пробормотал супруг. — Да чего там! На всю Империю! Теперь последний нищий будет в нас пальцем тыкать: вон идут дураки, что аристократку от бродяжки не отличили.

— И главное, как ловко всё придумала, паршивка! — зло оскалилась Пласда Септиса Денса. — Среди дикарей росла, ничего не знаю, ничего не умею. Про какой-то Некуим болтала, о котором никто и слыхом не слыхивал. Уже одно это должно было показаться нам подозрительным. Не иначе, как сама Исми глаза застлала, ума лишив. А всё вы, госпожа Септиса! Как увидели эту меретту, так сразу: "доченька моей Тейсы", "внученька"! Вот и запутали всех, ввели в заблуждение. Из-за вас мы опозорились!

— А я и сейчас это повторю, — неожиданно внятно и громко проговорила секунду назад казавшаяся растерянной и раздавленной старуха. — Она моя внучка, дочь моей дочери Тейсы Юлисы Верты, а письмо — дрянь, грязь и подделка! Плевать я на него хотела…

— Да заткнись ты…! — заорал сын, вскакивая и потрясая кулаками. Его налившееся кровью лицо перекосило от казавшимся запредельным напряжения.

Перепуганная супруга видела, с каким трудом он сдерживался, чтобы не наговорить матери грубых, но вполне заслуженных ею слов.

Побледнев, Торина Септиса Ульда поднялась, выпрямилась, как будто даже сделавшись выше ростом, и, гордо вскинув подбородок, сжала в нитку ярко накрашенные губы.

— Забыли, госпожа Септиса, как торопили меня поскорее вытащить внучку из этригийской тюрьмы? — овладев собой, глава семьи говорил подчёркнуто вежливо, вот только голос его просто сочился ядом.

Не говоря ни слова, его мать развернулась, и отстранив попытавшуюся помочь Дедеру, пошла в свою комнату.

Бар Акций Новум очень не любил рисковать, предпочитая не ввязываться во всякого рода сомнительные предприятия. Однако, он отличался упорством и последовательностью в достижении намеченной цели.

Отправив ученика с запиской к принцу Вилиту, охранитель здоровья государыни не остался сидеть сложа руки, а отправился в город, где пропадал почти весь день, вернувшись в Цветочный дворец только к вечеру.

Не желая привлекать к себе излишнее внимание, лекарь привычно проигнорировал парадный вход и направился на задний двор, намереваясь из него попасть в подвал, а оттуда в свою мастерскую.

Однако первый же попавшийся раб, тащивший куда-то пустые амфоры из-под масла, сообщил врачевателю, что его повсюду разыскивают личные служанки императрицы.

Уже подготовившись к тяжёлому разговору с царственной пациенткой, охранитель её здоровья не стал откладывать встречу и поспешил на второй этаж, столкнувшись на лестнице с одной из невольниц государыни.

Всплеснув руками, женщина облегчённо вдохнула:

— Хвала богам, господин Акций, вы здесь! Её величество вас целый день разыскивает. Я уже третий раз за вами спускаюсь.

Поскольку собеседница тоже время от времени получала от него мелкие подачки, царедворец требовательно спросил:

— Зеления, его высочество Вилит во дворце?

— Да, господин Акций, — понизила голос рабыня. — Недавно пришёл. Уж не знаю, из-за чего только они с государыней очень сильно поругались. Его высочество даже дверью хлопнул и кричал, что он вроде как лучше отправится в ссылку, чем кого-то там убьёт своими руками.

— Где он сейчас? — продолжил расспрашивать лекарь.

— Заперся в своей комнате и никого не хочет видеть, господин Акций, — охотно ответила невольница. — К нему господин Сциний приходил, так его высочество даже с ним разговаривать не пожелал.

Оказавшись на галерее второго этажа, врачеватель поинтересовался:

— Куда идём?

— Её величество уже в спальне, господин Акций, — пояснила собеседница. — Государыня весьма утомилась за день и соизволила уйти отдыхать пораньше. Но вас она приказала привести к ней в любое время.

У дверей комнаты их встретила озабоченная Пульчита.

— Хвала богам, наконец-то вы пришли, господин Акций. А то меня опять за вами послали. Подождите, я доложу её величеству.

Через пару секунд после того, как невольница скрылась в спальне, оттуда донёсся недовольный голос Докэсты Тарквины Домниты.

— Пусть заходит!

За окном, прикрытым полупрозрачными шторами, стремительно угасал день, поэтому в комнате уже горели два масляных светильника, освещая широкое ложе с цилиндрическими подушками, стоявший у стены сундук, большое серебряное зеркало, низенький столик с разложенными на нём скляночками и сидевшую на табурете императрицу без парика. Редкие, тускло-серые волосы с обильными нитями седины падали на плечи, прикрытые лёгкой накидкой. Её отмытое от косметики лицо показалось лекарю осунувшимся и каким-то резко постаревшим. Внезапно он почувствовал, как душу заполняет нежность к этой знатной, властной, но такой несчастной женщине.