Дарина Стрельченко - Лавочка мадам Фуфур [litres]

…Ракушка скромно стояла в уголке у входа – помня прошлый опыт, держала свой хвост при себе, да и сама, вопреки обычному любопытству, никуда не лезла. Конечно, она всё ещё тосковала. Мы старались не напоминать ей о горе-иллюзии дракона, в которую она влюбилась. В последнее время приходилось постоянно кататься туда-сюда, почти ежедневно бывать в КМ, да наша жизнь и без того никогда не была особенно спокойной. Мы и в Техподдержку пришли только за картой-голограммой очередной реальности. Но стоило скорости чуть-чуть утихнуть – вот как сейчас, пока мы ждали нашу карту, – как дракониха начинала грустить…

Последние несколько дней, посвящённых расследованиям в Крае Мира, Кушка прямо указывала в направлении конкретной реальности. Она считала, что там находится мощное скопление запирающих блоков. Почему именно они влияли на КМ? Отчего дракониха решила, что дело именно в этой реальности?.. Мы могли проверить её догадки только практикой. А потому сказали: «Окей, Кушка» – и двинули к техникам за картой, а заодно и за легальной визой в новую реальность. Наши пропуска, подтверждающие род занятий, легко послужат для прохода в любую реальность; зачем же нам легальная виза, спросите вы? Знаете… Наступает однажды такой момент, когда начинаешь превентивно оберегать душевное спокойствие от лишних передряг, – вот и весь ответ.

Голографическую карту в виде некрупной, размером с грейпфрут, сферы нам выдали почти без проволочек. Шарик-голограмма удобно сжимался до горошины и легко прилипал к подкладке кармана, а если немного смочить – цеплялся за кожу и не скатывался даже с раскрытой ладони. Кроме того, шар был чувствителен к звуковым тембрам. Пользуясь этим, мы на всякий случай настроили распознавание Кушкиного голоса: сердитого рыка, ласкового урчания и недовольного ворчания. Если вдруг дракониха потеряется, то по вживлённой в гребень копии карты мы сможем понять, в каком она настроении. И почему мы не подумали о маячке раньше? Возможно, удалось бы избежать всей этой печали со зверинцем и драконьей любовью.

Итак, мы получили карту, минут через пятнадцать нам вручили визы; выйдя из комплекса техподдержки, мы забежали за едой в дорогу, и на этом приготовления к новому путешествию завершились. Вернувшись домой, мы наскоро перекусили, экипировались, законсервировали своё холостяцкое жилище и двинулись в путь. И всё было бы хорошо – подвижка в задании, очередная новая реальность впереди, молодость, задор и даже чудесный ручной дракон как бонус, – если бы накануне Веник не сообщил, что переходит на другую работу. На другую служебную квартиру. «На другую сторону Полиса», – услужливо подсказал мой внутренний голос.

Веник решил, что Край Мира будет нашим последним совместным заданием. А потом он уйдёт.

Давным-давно, когда исследователи и технари ещё не пришли к единой терминологии, некоторые наиболее крупные реальности называли мирами. Как правило, миры отличались от реальностей масштабом, разнообразием рас и ландшафтов, а также «волшебной составляющей» – ну, например, наличием свободных эльфов или популяцией диких драконов. Под реальностями же подразумевали образования сугубо технические и достаточно компактные по сравнению с мирами – Полис, например, до сих пор называют городом-реальностью. Слово «город» в данном случае говорит о том, что вся территория Полиса пронизана транспортными магистралями, связана единой коммуникацией и являет собой компактное неделимое целое.

Сегодня технические городки разрослись, волшебные составляющие миров почти стёрлись. «Мир» и «реальность» стали синонимами, и мало кто употребляет эти слова, опираясь на их исконные значения.

К чему этот экскурс? Исключительно для того, чтобы вас не ввела в заблуждение этикетка, пришпиленная на сферу-голограмму. На ней значилось: «Карта мира», как в старых атласах. Романтика…

Однако никакой романтики не было. Никто не знал, каким окажется этот мир. Никто не знал, что здесь столько некартированных гор, что так одуряюще пахнет лиловая жаркая сакура. Что дома вдоль горных дорог стоят пустые, а люди бегут прочь в грузовиках, полных узлов и утвари. А по пятам за ними идёт война.

Первую ночь мы скоротали в брошенной сторожке – в пустые дома побогаче зайти постеснялись. Вокруг громоздились поломанные изгороди, строения щерились выпотрошенным нутром: скелеты мебели, леска и провода, оборванные гирлянды бумажных фонарей. Словно люди ушли по счёту «три», на «раз» проснувшись поздней ночью, а на «два» добежав до порога и схватив то, что случилось по пути.

Днём мы нагнали колонну эвакуации. Обошли их стороной: незачем светиться в этой реальности, где драконы встречаются только в сказках, а тяжёлые гусеницы танков страшнее любых чудищ.

К вечеру Ракушка совсем потеряла покой, и мы уже не сомневались, что именно в этом застывшем предгрозовом мире таится ключ к проблеме в КМ. Правда, отсюда – из тишины, пропитанной ультразвуковым предчувствием страха, насыщенной запахом сакуры и сикоморы, пересыпанной лёгкими облаками цветущей жёлтой акации, пронизанной насторожённым звоном, – Край Мира казался скромной депрессивной площадью деревянного городка.

К ночи мы тихими дорогами добрались до селения, откуда жизнь ещё не ушла, но уже выкипала, просачиваясь сквозь ворота одинокими путниками, всадниками, подводами и редкими грузовиками. Ракушка указала на дом, над воротами которого развевалось знамя, – наверное, в нём жил староста деревни. Накрывшись дезиллюминацией, мы подошли к изгороди. Дракониха принюхалась, чихнула, закрыла глаза и вдруг, жалобно вздохнув, повалилась набок.

– Кушка! Кушка! Что с тобой? Тони! – заорал Веник. У меня сил орать не было. Я в ужасе молча пялился на дракониху. – Не стой, придурок! Помоги её поднять!

Я помотал головой. Подбежал к другу, и мы вместе попытались перевернуть Ракушку на спину. Она рычала и отбивалась.

– Куша, что случилось? Где болит?

Ракушка вдруг оскалилась и хлестнула хвостом. Мне попало по рукам, Венику – по лицу. Он отпрянул, но я ещё держался за её тёплый, в остатках сухих чешуек гребень. Тогда она снова грозно и предупреждающе рыкнула: шутки кончились.

– Ракушка… – поражённо пробормотал я. – Ты что?..

Она ещё раз трахнула хвостом по земле и быстро-быстро на пузе поползла в сторону леса. Я впервые воочию убедился в том, что драконы – родня ящеров. Ракушка ползла, припав животом к земле, споро передвигая лапами и прижав гребень, скалясь, рыча и отфыркиваясь огнём.

– Антон! Антон! – звал Вениамин, который отчаянно тёр глаза. – Ай-й, жжёт…

– Давай сюда! – Я достал походную аптечку и бутыль с водой. – Промоем…