Александр Логинов - Феодал: Боярин. Усобица. Разбойник [сборник litres]

Всадники маневрировали, наскакивая на врага. Определить, кто свой, а кто чужой, было просто, резанцы на лицо – чистые татары. Больше сотни всадников мятежного князя смяли резанских конников и вырвались на оперативный простор, вырубая бегущих пеших воинов Можайского князя. Казалось, что поражение в битве неизбежно. Войска левого крыла и центра совершенно расстроились, правое крыло московского полка, обойдя своим левым флангом противника, прижало его к высокому берегу Каторосли, подставляя свой тыл прорвавшимся боярам Косого. Еще немного, и, вырубив резанскую конную рать, остальные всадники Василия всей мощью ударят в спину правого крыла московского войска. Легкая татарская конница бывшего татарского мурзы Абатура, а ныне резанского боярина Мефодия, не могла спасти положение. Воеводы Ивана Федоровича отчего-то не вводили в бой этот последний резерв из легкой конницы.

Снова призывно затрубил рог, и на сцене появилась личная дружина Угличского князя Дмитрия Шемяки. Воины князя всю битву просидели в засаде в небольшой лощине в четырех верстах от поля боя. Быстрым маршем преодолев это расстояние, всадники, чуть утомив коней спуском и подъемом через неглубокий овражек, вышли на линию атаки. Фланговым ударом конница Шемяки врезалась в клокотавшую и бурлящую массу рубившихся всадников, сметая на своем пути всех и вся. Те из воинов, кто рубился на фланге, услышав топот тысяч копыт, перестали убивать друг друга и брызнули в разные стороны. Воины Василия в одну сторону, резанские бояре в другую.

Таранный удар пяти сотен закованных в броню всадников ужасен. Под ударами рогатин падали свои и чужие. Впрочем, резанские бояре для воинов Шемяки своими не были. Конница Косого была в считаные мгновения смята и бросилась наутек. Совсем рядом затрубил рог, две сотни всадников Шемяки, ведомые опытным княжеским воеводой Акинфом Волынским, повернули коней, разгоняясь для удара по прорвавшимся в тыл москвичам воинам Косого, которые, разметав пешую резанскую рать, мимоходом разогнав можайцев, теперь лихо вырубали тыл московской рати.

Сам же Шемяка, вместе с родичем ярославских князей удельным князем Заозерским Дмитрием Васильевичем, бросился преследовать удирающую дружину Косого. Бегущих преследовали больше для виду. Как только справа от преследователей появился небольшой конный отряд, набирающий разгон для удара, преследователи осадили коней и, развернув скакунов, поскакали назад, по пути перестроившись для нового флангового удара по левому крылу противника. Дружина Шемяки, усиленная дворянами князя Дмитрия Заозерского, поставила точку в этой битве, сбросив с высокого берега последних воинов, оказывающих сопротивление. Потом бояре с веселым смехом занялись расстрелом из тугих луков убегавших по глубокому снегу беглецов.

Андрей бродил по полю среди сотен неподвижных тел, которые еще совсем недавно были живыми людьми. Раненые шевелились, некоторые, несмотря на ужасные раны, пытались подняться, протягивали к Андрею руки, умоляя о помощи. Особенно ужасно выглядели рваные раны, нанесенные рогатинами. Андрея от увиденного опять начало тошнить. Уже столько раз он видел убитых и на раны успел насмотреться, но он впервые видел такое массовое побоище. Если бы не хмель в голове, то вполне можно было сойти с ума от этого кошмара. По всему полю носились обезумевшие от страха и потерявшие всадников лошади. Многие кони, получившие огромные раны, жалобно ржали, пытаясь подняться.

Татары Кулчука, для которых ужас последствий битвы был делом привычным, арканами ловили бесхозных лошадей и собирали оружие и брони убитых.

Семен с братьями, видя состояние Андрея, поспешили напоить князя вином. Зубы Андрея стучали мелкой дробью, желудок свело от рвотных спазмов. После выпитого вина Андрею немного полегчало. Братья увели князя с собой, посадив безучастного князя верхом на лошадь.

Парни сильно торопились поучаствовать в грабеже обоза, там уже вовсю хозяйничали вои московского князя. Оказалось, что двор великого князя Московского почти не участвовал в сражении, хитрый государь московский подставил под удар дружины союзных князей.

Больше всего досталось Ивану Андреевичу Можайскому. Он потерял почти две трети своих людей. В случившемся внук Дмитрия Донского виноват прежде всего сам, сколько народу загубил своей горячностью! Телохранители князя полегли все, не раз спасая молодого князя от смерти. Но молодости свойственно ошибаться. Государь московский не забыл измену князя Ивана и в этот раз просто подставил полк Можайского князя под удар латной конницы, а Иван и рад стараться заслужить прощение московского князя.

Часть воинов отлавливала в лесу вражеских стрельцов и с веселым смехом развешивала пленных на деревьях, остальные предались грабежу огромного обоза, состоящего из нескольких тысяч саней. Братья несколько раз вступали в схватки с любителями пограбить, когда москвичи пытались предъявить свои права на понравившуюся братьям добычу. То, что это москвичи, было понятно без слов, бородатые мужики вели себя наглым образом. За что и поплатились жизнями. Семен, воровато оглянувшись по сторонам, выхватил лук. Звонко тренькнула тетива, раз, другой, и нахалы распластались на снегу, суча ногами.

Пока Кузька обирал незадачливых вояк, подоспели пятеро холопов братьев, и все вместе они по-быстрому отобрали пять дюжин саней, половина которых нагружена под завязку овсом, потом холопы привели коней, торопливо впрягли лошадок в сани и погнали обоз в расположение резанского войска.

Когда братья привезли Андрея назад к его шатру, уже смеркалось. Сенька напоил господина вином, заставив залпом выпить пару литров красного вина, и уложил на расстеленный в шатре ковер, сняв с князя доспех, перевязал многочисленные раны и, укрыв шерстяными одеялами, оставил князя под охраной Анфала. Андрей, одурманенный винными парами, тотчас провалился в глубокий сон и не слышал, как победители всю ночь отмечали победу, стоя «на костях». Утром, когда Андрей проснулся и через силу позавтракал вчерашней гречневой кашей с мясом и ломтем черствого хлеба, пир все еще продолжался.

Ночью Кузька вместе с московским приказчиком активно занимались скупкой трофеев. Напряжение битвы требовало выхода, обычно вояки снимали стресс хмельными напитками. Платили за хмельное – трофеями. Торговать хмельным сразу после сражения дело выгодное. Перед шатром лежала огромная куча кольчуг, топоров, наголовий, мечей и целый ворох одежды. Меняя мед с пивом на доспех и оружие, Кузька получил в несколько раз больше трофеев, чем в бою взяли на саблю.

Семен, вернувшийся из стана москвичей, сообщил, что князя Василия Юрьевича не нашли не среди убитых и не среди раненых. Значит, он успел выйти из боя, как понял, что битва проиграна, и теперь мятежный князь уже далеко. Только какой он мятежный князь? Василий не хотел быть старшим в роду «по старине», то есть не собирался становиться великим князем. Он жаждал стать государем Московским. Парадокс заключался в том, что отец Василия, старый князь Юрий, ратовал за старину, а по старине великим князем должен был быть именно Юрий, как старший в роду Калиты. Митрополит с московскими боярами, наплевав на старину, хотели передачи власти юному Василию как наследному государю Московскому. И вот теперь, после смерти князя Юрия, московский князь стал ярым поборником «старины», а сын князя Юрия, шалопай и баламут, хотел нового порядка – передачи власти по наследству, от отца к сыну!