Александр Логинов - Феодал: Боярин. Усобица. Разбойник [сборник litres]

Зря князь отпустил Булата. Они с Ахметом что-то умыслили, ускакали куда-то, прихватив с собой пленника.

– Плевать, там видно будет, кто свой, а кто чужой, – с такими мыслями Андрей бросился в сечу. С фланга по татарам ударил другой русский отряд, с боем прорвавшийся на площадь. Татары было дрогнули, но громкий голос царского зятя привел их в чувство, и они разом воспряли духом, дорого продавая свои жизни.

По ливню стрел, несущихся с верхнего яруса башни, Андрея определенно выцеливали. Еще бы, золоченый шелом с личиной, сверкавшее в лучах заходящего солнца зерцало кричали во весь голос – вот он я, славный воевода русский! Татарский круглый щит на его спине буквально весь утыкан вражескими стрелами. Уже два раза Андрею пришлось сменить коня. Бросив щит в набегавшего татарина с занесенной для удара саблей, Андрей выхватил нож и левой рукой метнул его во вражину, даже не надеясь на попадание. Как ни странно – попал, и щитом и ножом. Бывает пруха. С ножом в глазнице, басурманин пробежал еще с добрый пяток метров и упал под копыта княжеского коня. Вокруг князя яростно рубились пешие и конные воины. Он опять остался один, без своих воинов, последним пал, от удара булавой в грудь, новгородец Анфал. Андрей завершил круг вокруг башни, выходя к разбитым воротам.

Князь, привстав на коротких стременах [188], углядел своих воинов. Урман ловко орудовал своим биллем, взятом в качестве трофея у сержанта испанца, ссаживая с коней татарских всадников. Андрей и не заметил, как татарам подошла подмога. Прохор, несмотря на хромоту в ноге, живо метался следом за стремительным Данилой, добивая спешенных подранков. Спину им прикрывали Третьяк с Афанасием. Третьяк уже из последних сил отбивался от наседавших татар подобранным на поле боя перначом, а Афоня хладнокровно опустошал колчан, расстреливая противников из могучего лука. Холопы Афони, два близнеца-литвина, изредка шли на прорыв к очередному скакуну без всадника и, похватав колчаны, возвращались назад к своему господину. Там, где проходила эта веселая компания, навалом лежали трупы врагов. Без труда можно проследить их перемещение по кругу.

В коротких схватках с лучниками, жавшимися к стенам башни недалеко от входа в нее, Андрей успел заметить Прохора Дурного – знакомого по наезду на Литву боярского сына, из боярской дружины московского боярина Прокопия Елизаровича.

«Интересно, где сам боярин-воевода?» – успел подумать Андрей, как Прохор, расправившись со своим противником, коренастым бойцом в пластинчатом доспехе поверх теплого халата, опрометчиво оставил в живых татарчонка лет десяти, вившегося рядом с поверженным татарином. Возможно, это был сын убитого. Повернувшись к пацану спиной, боярский сын пошел в сторону Андрея, но в этот момент малолетний татарин с короткого разбега, в прыжке, запрыгнул на спину русскому воину и глубоко погрузил стальной клинок в глазницу старого воина. Андрей ничего не успел предпринять. Прохор Дурной, подкосившись, упал на колени. Татарчонок продолжал висеть у него на спине. Промчавшийся мимо Сенька махнул саблей, разрубая шейные позвонки, и отделил голову пацана от тела. Безголовое тельце продолжало висеть на спине боярского сына, а рука малолетнего убийцы продолжала наносить удары кинжалом, превращая лицо боярского сына в кровавое месиво. На войне нет места милосердию. Те, кто так не считает – платят за это жизнью. Тут так принято – расплачиваться своей жизнью. Прохор Дурной – старый воин, прошедший через сотни сражений, заплатил сполна. Он забыл простую истину войны. На войне нет детей, нет женщин, нет стариков. Если в их руках оружие – это враги… Не зря Чингисхан убивал всех, кто посмел взять в руки оружие. Мудрый был мужик Тэмучен.

Андрея обуяла ярость. Дальнейшее было как в тумане. Он словно потерял контроль над собственным телом и разумом. Они стали жить собственной жизнью. Причем разум заснул, позволяя инстинкту бороться за жизнь. Лишь в конце сечи сознание вернулось к Андрею, и князь смог взять под контроль свое тело. Залитый кровью с ног до головы, потерявший коня, в иссеченной броне князь представлял жуткое зрелище.

Осмотревшись по сторонам, Андрей понял, что битва за площадь у башни практически закончена. У его усталых ног в замерзающих от легкого морозца лужах крови валялись изрубленные тела, источающие пар. Андрей углядел чью-то отрубленную по локоть руку. Подняв обрубок, он с трудом разжал мертвые пальцы, мертвой хваткой державшие рукоять дамасского клинка. Князь осмотрелся, ища владельца сабли. Его тело лежало в двух саженях справа от Андрея. Тяжело переставляя ноги по красному от пролитой крови снегу, он подошел, снял с убитого богато украшенный пояс. Одел опояску поверх своего пояса. Вложил трофейную саблю в простые, ничем не примечательные потертые ножны из кожи. Своя сабля, несмотря на отличную сталь – вся в зазубринах. А татарин, видно, не из простых, и рубака отменный. Рядом с мертвым телом повсюду лежали тела изрубленных нукеров Салтана, Гирея и русских воинов.

Не менее десятка отменных бойцов положил татарин, прежде чем расстался с жизнью. Андрей снял с головы убитого шлем с личиной и увидел совершенно русское лицо. Кудрявые светлые волосы и русая бородка, прямой нос, волевой подбородок и голубые глаза говорили о многом. Порода чувствовалась в этом убитом татарине с русской внешностью.

Андрея окликнули. Тяжело дыша, к князю подошел молодой Гирей.

– Зять хана, – внимательно посмотрев на лицо убитого, заявил он. – Из ваших, русских княжичей он, перешел на службу к хану. Собаке собачья смерть. – Гирей презрительно сплюнул.

– Похоронить его надо. Бился он достойно.

– Ну как скажешь. По мне так пускай зверье хоронит эту падаль, – усмехнулся будущий основатель династии крымских ханов.

– Что-то их много оказалось в зимовье, тебе не показалось? – Андрей устало посмотрел на хана.

Хан весело рассмеялся в ответ. Мальчишка. Мальчишка, для которого война – мать родна.

– Пошли, урус, – Гирей хотел было хлопнуть Андрея по плечу, но напоровшись на жесткий взгляд князя, передумал, быстро отдернув окровавленную руку.

– Ну, пошли, – усмехнулся Андрей.

Битва за базар была выиграна. Осталось взять башню. Защитников там осталось не много и стрелы у них закончились. Быстрый натиск – и дело в шляпе.

Для начала Семен с Кузькой пальнули из пищалей в темноту. Ответом на залп стали крики боли. Попали. Сразу же после выстрелов в разбитые двери бросились нукеры Гирея. Молодой хан лично повел своих воинов в атаку. Дурак. Защитники дрались насмерть. Первых ворвавшихся врагов насадили на пики, подрубили им ноги. Хану повезло. Его не убили сразу, не проткнули копьем, не отсекли конечности. Он просто упал, споткнувшись о груду хлама, накиданного у входа. Когда Гирей попытался подняться, его как раз собирались насадить на короткую пику. И насадили бы. Не было бы Гирея – основателя династии крымских ханов. Если бы не Андрей, сдуру бросившийся спасать пацана. Князь успел. Почти успел. Не обращая внимания на град сыпавшихся на него ударов, он рубанул наотмашь, перерубая древко копья. Железное жало осталось торчать из левого бока Гирея. Татарин, оставшись без оружия, отпрыгнул в темноту, но недостаточно резво. Данила, неотступно следовавший за князем, достал его своей секирой.