Александр Логинов - Феодал: Боярин. Усобица. Разбойник [сборник litres]

Жахнуло так, что уши заложило. Взрывы множества гранат и двух пороховых мин почти слились в один протяжный гул. Тысячи железных осколков разлетелись, бритвой вспарывая шатры, круша их опоры, поражая насмерть людей. Ночное небо озарили пожары. Крики о помощи, проклятия, призывы к оружию, все смешалось. Прохор не стал ждать, послал коня обратно в ворота, опуская клинок на голову подвернувшейся женщины. Миг и голова отлетела прочь, а Прохор уже вонзает меч в спину рослого татарина, слепо мечущегося на улице.

Тут вновь жахнуло. Братья выстрелили из пушки, а следом раздались частые выстрелы ручниц. Пушка стреляла свинцовыми шариками, непозволительная роскошь, но князь плевал на цену, и это Прохор одобрял.

Семен с братьями палили не переставая, не целясь, просто направив ствол очередной ручницы в сторону табора. Главное– создать побольше шума, а попал – не попал – дело десятое. Так сказал государь. Братья и старались. Разрядив все ручницы, они их бросили, взявшись за луки. Фьють – запели стрелы, и каждая находила свою жертву. Плетень, окружавший табор, разметало взрывом, и в зареве пожаров метавшиеся татары видны как на ладони.

Андрей возглавил атаку латной конницы. Жаль, что лошади без доспеха, но всадники все тяжеловооруженные. Их всего пятеро у князя, но чем богаты… Сразу за ними пошли конные стрельцы. Ворвавшись в селение, разогнавшиеся всадники смели всех на своем пути, словно тряпичные куклы люди падали под копыта коней. Андрею все равно, кто это был: мужчина, женщина, ребенок. Война. Хрупкая девушка реально вгонит тебе в спину каленую стрелу, даже не моргнув глазом, а хлипкий с виду пацан ударит копьем и даже не задумается, что убивает человека. Андрей для них не человек, а конкретный враг. Впрочем, лишний раз убивать князь не собирался. Он пришел сюда за невольниками. Подавить волю, заставить сдаться – вот его главная цель. У людей психология простая. Пока в руках оружие – будут драться, как львы, а попадут в полон – все сразу ломаются.

Андрей заметил группу татар, собравшихся вокруг предводителя. Вооружены кто чем, а вот вожак – в кирасе. Андрей рявкнул, воины, повинуясь команде, взяли чуть в сторону. Андрей опустил рогатину, пришпорил коня. Татары отреагировали, моментально ощетинились копьями, да вот только не зря князь дал команду разделиться. Четверо латников ударили в лоб, а двое – наискосок. Смяли татар за нечего делать. Смерть одного из товарищей, получившего удар копьем в лицо, разозлила остальных. Татар изрубили без жалости. Те, умирая, взывали к Деве Марии, вот только обращать на крики татар у князя не было ни времени, ни желания. На площади рядом с домом шла сеча, и похоже, татары стекались в этот дом, где заняли оборону их товарищи.

– Что делать прикажешь, княже? – воевода не торопился штурмовать дом, опасаясь ненужных потерь.

– Дозволь мне, княже? – Прохор выскочил из дыма, как черт из табакерки, держа в руках гранату.

– Давай, – разрешил Андрей.

Прохор поджег фитиль и резко рванул к дому. Из окон полетели стрелы, но Проша умудрился проскочить опасный участок целым и невредимым. Новгородец прижался к стене, выжидая, когда прогорит фитиль, и когда осталось ему тлеть совсем чуть-чуть, забросил гранату в окно. Раздался мощный взрыв. Из окна на втором этаже полетели осколки стекла, чудом уцелевшего при первых взрывах.

«Богато живут нехристи», – подумал князь, взбегая по широким ступенькам на высокое крыльцо. Удар ногой – и дверь сорвана с петель. Копье ударяет в живот. Зерцало держит удар, но князь летит вниз, сбитый с ног мощным ударом, считая ступеньки. Дзинь! Стрела, пущенная из окна второго этажа, больно бьет по зерцалу. Андрей перекатывается к стене дома. Сверху на него падает мертвое тело лучника, со стрелой в голове. Парень так хотел завалить вражеского воеводу, что рискнул высунуться по пояс из окна, за что и поплатился. Татарка Якшибея успела спасти князя. Андрей отдышался, но в битве за дом ему не пришлось поучаствовать. Прохор с воеводой справились сами.

Потом была радость победы, слезы на глазах девиц, вернувшихся к родным, крепкие объятия Якшибея, обнимающего своих внуков. Или правнуков?

Пленников повязали. По уговору, Якшибею отходили все взятое оружие и доспехи побежденных. Себе князь забрал все серебро и золото, почти всех взрослых мужчин-невольников и с десяток татарских женщин помоложе. Детей князь оставил Якшибею. Еще на долю князя пришлись все кожи, найденные в селении, две сотни баранов и овец, большой табун коней, стадо коров и с десяток килимов, что получше. Мебель татарам ни к чему, ее Андрей тоже забрал себе. Бывших рабов князь тоже себе заграбастал, всех кого ни попадя: немцев, черкесов, литвин, рязанцев, москвичей, нижегородцев. А вот с рожденными в неволе Андрей поступил не по старине – не дал прирезать их. Воевода страшно ругался. Зачем везти на Русь урожденных рабов? Отродясь такого не бывало! Прирезать – и дело с концом. Князь не позволил, заверив воеводу, что таких оставит Савелию в услужение. Нужны же слуги Савке.

Вопли татар, обращенные к Деве Марии, Андрею не показались. Татары оказались ряженые. Вернее, бек ихний – генуэзец, перешедший на службу к царю. Разумеется, он и его люди приняли магометанство, но в свой смертный час по привычке взывали к Деве Марии. В общем, ренегаты.

Среди пленников нашлись дальние родичи Якшибея. Ренегат Джанук отбирал молодежь не только у рода бека, но и у других родов. Что удивительно, они верно сражались за него. Таких отпустили на волю. Правда, часть из них погибла при нападении, но кто их там, в горячке боя, сортировать будет? Не сложил оружие – получи по полной.

С Якшибеем попрощались душевно. Андрей посоветовал ему попридержать родичей, взяв их на службу. Бек согласно кивал головой, признавая старшинство Андрея.

С появлением большого количества работников расходы на прокорм значительно увеличились. Бараны пошли под нож, а за хлебом пришлось сгонять в соседнюю деревню. Ближайшее поселение – верст сорок будет. Это если вдоль берега плыть, а посуху так все шестьдесят, с гаком. Савка за зерно рассчитался товарами с захваченного корабля. В Кафе пшеница шла по сто девять аспров за модий [242], а Савелий платил только сто. Муку тоже купил, она стоила дороже – сто пятьдесят аспров за модий. И тут предприимчивый Савка сэкономил, в Кафе-то давали сто шестьдесят восемь. Заодно парень скупил все шкуры, что были в довольно богатой деревеньке. Крестьяне охотно шли на обмен, он им выгоден вдвойне. Не надо покидать родной очаг – расторговались на месте. И еще неизвестно, почем бы оптовики скупили у них зерно, а тут цена справедливая. Еще Савка на свой страх и риск договорился с крестьянами о дополнительных поставках зерна, пообещав дать хорошую цену. Один из зажиточных крестьян, получив аванс, взялся скупить для Савелия все зерно в округе. Татары охотно занимались земледелием, и на такой сделке крестьянин надеялся навариться. Тем более что товары в уплату ему выдали авансом. Савелий здраво рассудил, что погода вечно баловать урожаями не станет. Вполне возможен неурожай, тем более в низовьях Дона мор был, сеять-то некому, а значит что? Значит, будут проблемы с поставками зерна. И тогда можно будет навариться на зерне. А и в вотчину отправить зерно – тоже дело, вон сколько невольников, посадить на весла, сила-то дармовая. Потом и ими можно расторговаться – опять прибыток выйдет. Татар немцам продать, а фрягов лучше в Булгар сплавить, хотя и это опасно. Неуемные фряжские торговцы и туда добрались. Пожалуй, их лучше всего – прирезать. Так спокойней выйдет. Мало ли на что – вызнают в Кафе, кто полонил фрягов – имущество, казну отберут, а самого в поруб бросят. Князь-то уедет, а Савке тут жить. «Решено, уговорю государя лишить живота пленных фрягов», – решил Савка.