Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

– Твои ученики с ног валятся, – заметил Остряк. – Никто не выдержит без конца повторять выпады. Завтра они с кровати даже встать не смогут.

– И Худ бы с ними. Если правда решил наняться к тригалльцам, так и скажи.

– Я подумал, может, ты попробуешь меня отговорить.

– С какой еще стати? У тебя своя жизнь, у меня своя. Мы не женаты. Мы даже не любовники…

– А как твои дела на этом фронте, Скалла? Кто-то наверняка…

– Прекрати. Прекрати немедленно. Стоит тебе вернуться из очередной передряги, как начинается: жалеешь, уговариваешь – весь такой из себя святой.

– Уговариваю? В чем?

– Хочешь, чтобы я была человеком. Но с меня уже хватит. Скалла Менакис умерла много лет назад. Перед тобой всего лишь вор, который открыл школу для пузатой мелочи с мочой вместо крови. Я не учу, а просто высасываю деньги из великовозрастных кретинов, пророча их сыновьям и дочерям славное будущее дуэлиста.

– Значит, отговаривать меня записываться к тригалльцам ты не станешь. – Остряк повернулся к выходу. – Ладно, вижу, от меня одни неприятности. Прости.

Он сделал шаг, но Скалла успела схватить его за руку.

– Не надо, – попросила она.

– Не надо – что?

– Ничего хорошего в желании умереть нет. Ты меня понял, Остряк?

– Угу, – буркнул он и ушел.

И вот опять он все испортил. Увы, вполне ожидаемо. Надо разыскать Снелла да встряхнуть хорошенько – пусть попугается. Заодно расскажет, куда спрятал деньги. Теперь ясно, почему он так любит сидеть на крыльце. Караулит Скаллу.

Остряк снова и снова возвращался к неприятной истине: жизнь проходит впустую, а всё, о чем он заботится, бессмысленно. Хотя нет, не всё. Есть же Драсти, только какой ему толк от забегающего изредка дяди? Чему Остряк может научить? Если окинуть взглядом, во что он превратил свою жизнь, то особо ничему. Спутники мертвы или пропали, последователи гниют в земле или кучах пепла на полях побоищ. Несколько десятков лет он рисковал жизнью, защищая добро какого-нибудь богача, который даже палец о палец не ударит, чтобы сделать что-то самому. Да, брать плату за свои услуги и порой угрожать заказчикам расправой Остряк умел. И что с того?

Следовательно, если вдуматься, вся затея с Тригалльской торговой гильдией обретает смысл. Каждый пайщик имеет свою долю в общем деле и зарабатывает собственным трудом, а не получает плату из потных рук очередного жирного кретина, дожидающегося за кулисами.

Можно ли назвать эту работу верной смертью? Едва ли. Многие пайщики выживают, а умные еще успевают вовремя уйти на покой, приобрести на заработанные барыши усадьбу и провести остаток дней в блаженной роскоши. В самый раз для меня, разве нет?… Эх, если ты знаешь только одно дело, что тебе останется, когда ты его бросишь?

А у ворот каждый вечер будут отираться сопливые послушники Трича. «О Избранный, что, если Тигр Лета прорычит, а ты нежишься в своей шелковой постели? Как же битвы? Как же кровь и вопли умирающих? Как же хаос, вонь выпущенных кишок и раненые, корчащиеся в грязи? Как же немыслимая борьба, из которой ты должен, вопреки всему, выйти живым?»

Да, как же все это? Оставьте меня, я буду сыто мурлыкать, как домашний кот, пока война меня не настигнет. А если не настигнет, тем лучше.

А, да кого он хочет обмануть? Себя-то уж точно нет. Остряк не солдат, это правда, но отчего-то войны неизменно его настигают. Тигриное проклятье: даже если зверь сидит в джунглях и никого не трогает, за ним рано или поздно приходит толпа улюлюкающих охотников с копьями. С одной стороны, может, это и неправда. Зачем кому-то вообще охотиться на тигров? Наверное, Остряк сам это придумал или подглядел во снах у Трича. А с другой стороны, разве охотникам не все равно, кого выкуривать из берлог, пещер и нор? Скажут, мол, опасно для скота – и всё, кровожадная толпа в сборе.

Что, будете и меня выкуривать? Жду не дождусь… И вдруг настроение у Остряка изменилось, в нем вскипела ярость.

Он был уже совсем рядом со своим жилищем. Прохожие вокруг утратили лица, превратились в движущиеся куски мяса, и всех их хотелось убить.

Тигриные полоски на руках тем временем налились чернотой; Остряк чувствовал, что у него полыхают глаза, а сверкающие клыки оскалены. Понятно, отчего вдруг эти бесформенные куски мяса стали от него шарахаться. Если бы хоть один подошел, Остряк вспорол бы ему горло и вкусил солоноватой крови. Вместо этого дурачье разбегалось в стороны, укрываясь в дверных проемах и переулках.

Скучающий и разочарованный, Остряк дошел до двери своего дома.

Ничего Скалла не понимает, а может, наоборот, слишком хорошо понимает. В одном она точно права: Остряку нет места в городе – ни в этом, ни в каком-либо другом. Город для него все равно что клетка, а мирно жить в клетке он так и не научился.

Впрочем, мирное существование явно переоценивают; достаточно взглянуть на Скаллу. Запишусь пайщиком, заработаю состояние и куплю им новую жизнь – со слугами, усадьбой и садом, где Бедек мог бы греться на солнце. Детям – достойное образование, пусть у Драсти появятся перспективы. А для Снелла наймем какого-нибудь сурового учителя, чтобы вдолбил в него хоть толику уважения. Ну, или бояться бы приучил.

Одного заказа хватит, а уж один-то я переживу. Это самое малое, что я могу для них сделать. А пока меня не будет, Скалла проследит, чтобы деньги попадали в руки Мирле.

Где же я видел тот Худов фургон?

И вот он снова стоит у двери своего дома, но теперь лицом к улице. Весь в походном снаряжении, с оружием и в дождевике с меховой оторочкой (новый, еще пахнет овчиной). Значит, сколько-то времени прошло, но это не важно: никаких лишних мыслей или движений все равно не было. Никаких колебаний и мук выбора, которые у многих ассоциируются со здравым принятием решений.

А вот он идет, но и это тоже не важно. Вообще ничто не важно, пока не наступает момент обнажить когти, а воздух наполняется запахом крови. И момент этот маячил где-то впереди, приближаясь с каждым шагом, ведь когда тигр решает поохотиться – он охотится.

Снелл подкрался к жертве со спины, упиваясь своей скрытностью. Ничего не подозревающий Драсти сидел в высокой траве, что еще раз доказывало: ему не место в этом мире, где угроза исходит отовсюду, и если ты не расправишься с ней первым, она расправится с тобой. Отличный урок, и Снелл лучше других мог его преподнести.

В одной руке он сжимал мешочек с серебряными советами от тетки Скаллы. Два слоя мешковины и тугой узел, за который удобно держаться. Мешочек с приятным сердцу звоном ударил Драсти в висок, и ненавистный «братец» упал наземь. Снелл до конца жизни будет с трепетом вспоминать это мгновение.

Он еще попинал лежачее тело, но без стонов и хныканья ощущения были не те. Поэтому он подобрал сумку с навозом и направился домой. Мамка будет очень довольна добытчиком, поцелует в лоб и похвалит, а когда кто-нибудь забеспокоится, куда пропал Драсти, Снелл расскажет, что видел его на пристани с каким-то моряком. Не дождавшись «сыночка» к ужину, Мирла позовет Остряка, попросит его поискать на набережной; тогда и выяснится, что из города отплыли то ли два, то ли три судна. Был ли на одном из них новенький юнга? Может, нет, а может, и да – кто следит-то?