Тайга Ри - Последняя из рода Блау [= Перерождение] [litres]

Воспоминания бежали все быстрее и быстрее. Ночь. Шахты. Последние остатки смелости, чтобы доказать себе и им…

Смерть. Переход. Зов.

И младшая спряталась, притаилась, испугавшись, и выбирала время помочь, глядя на мир уже моими глазами. И этот новый мир был чужд. Ей не нравились тренировки и каллиграфия, ее испугал Вызванный и лабиринт Фейу, но ей нравились Кантор и Таджо, Квинт и Марий…

Воспоминания заканчивались, время подходило к концу. Юная Вайю таяла, растворяясь во мне, щедро делясь последними образами.

Жить за меня, жить за нее, жить за двоих. Нет места для ненависти. Не тратить драгоценный дар так глупо, спасти, обрести, хранить, беречь, защищать… Образы дяди и Акселя растаяли в светлой дымке.

Юная Вайю не прощалась, потому что она оставалась со мной навсегда. Она просила… Квинт на коленях перед нами, умоляющий о прощении… Семь танцевальных комплектов в шкафу, она хочет продолжать танцевать… И белый райхарец. У юной госпожи рода Блау непременно должна быть белая лошадь…

Три условия, три условия, три условия, – прошелестел осенний ветер.

И мы вспыхнули вместе, сливаясь в единое целое, становясь беспредельным белым светом, становясь бесконечностью, становясь вечностью и силой…

Становясь истинной дочерью рода Блау.

Храни, храни, храни…

Я пришла в себя от резкой пощечины. Голова дернулась в сторону, и я прикусила язык до крови. На стенах плясали сполохи живого огня. Меня придерживали за плечи крепкие и такие родные руки. Дядя.

– Вайю, – судорожно прошептал он, с облегчением прикрыв глаза. Что он тут делает, они же недавно отбыли к Хэсау?

Дядя выглядел страшно. Оторванная пуговица камзола, местами черная рубашка, которой положено быть свежей, темные тени под глазами и впалые щеки. Кожа на лице так обтянула кости, что дядю можно было принять за несвежее умертвие.

Что случилось? Война? Прорыв Грани? Нападение на поместье? Мятежники выступили раньше?

Я хотела спросить, но не смогла произнести ни звука, сорванное горло болело. Я открывала и закрывала рот, дядя начал хмуриться, сурово сдвинув брови, в глазах вспыхнули темные молнии.

Кажется, приближается гроза.

Я вцепилась в дядины руки, прижавшись к надежному плечу, ощутила родной запах, который не мог перебить даже шлейф гари, и заревела, чувствуя, как накатывает облегчение.

Я жива. Я прошла проверку рода. И я больше не чужая для этого мира.

Слезы катились и катились крупным горохом, я шмыгала и с удовольствием возила мокрым носом по тонкому сукну. В случае с дядей слезы никогда не бывали лишними. Я поплачу, он успокоится, и, глядишь, гроза пройдет стороной.

Но в этот раз я ошиблась. Гроза не миновала.

– На колени! – Хлыст просвистел сбоку, и я рефлекторно вжала голову в плечи и упала на пол, больно ударившись коленками.

Ковер в дядином кабинете был мягкий, толстый, пушистый, но ноги и спина отозвались тянущей болью. Грязный подол халата, запятнанный пылью и засохшей кровью, казался вопиющим оскорблением царящей здесь чистоты, особенно на фоне тщательно вычищенного слугами мирийского ковра, за который в свое время отвалили солидную сумму золотых империалов.

– По долям мгновений, все события вечера, Вайю!

Что случилось? Я давно не видела дядю таким. Безусловно, он должен был почувствовать возмущение родового источника, как Старший, просто не мог пропустить такое, но это не объясняет его состояние.

Я осторожно положила руку на горло, отрицательно покачав головой. Говорить я не могла, даже если бы очень хотела.

Щелчок пальцами, и в кабинет зашел штатный целитель второго гарнизона, расквартированного вдоль границы, около стратегически важных шахт. Он выглядел как дядин ровесник. Я не помнила, как его зовут, потому что у него был только шестой круг, и это предел в его возрасте. Этого было достаточно, чтобы не запоминать его имя. Иметь шестой круг для целителя это просто оскорбление профессии, я вообще сомневалась, что он достаточно практиковал, во втором гарнизоне обычно все в порядке. Если не считать отравлений, переломов и мелкой ерунды. Одно название, а не целитель.

Но протестовать было глупо. Я послушно протянула руки, чтобы он мог скастовать кровоостанавливающее. Это на всякий случай? И зачем исцеляющее, и так видно, что все затянулось. Плетения у него были отработаны до мелочей, но без изюминки. Халтурная работа.

– Не нужно! – Дядя хлестнул хлыстом по сапогу, резко дернув головой, когда целитель начал выплетать первые узлы чистящих чар. – Никаких очищающих. Пусть подумает над результатами своих действий.

Буду сидеть грязной. Запекшаяся корочка подсохла и противно чесалась. Волосы были в беспорядке, под ногтями черно-красные ободки, халат грязный. Красавица, просто красавица. Сейчас это раздражало неимоверно, хотелось в купальни, и там тереть-тереть-тереть кожу до скрипа, чтобы не осталось ни следа, ни запаха крови.

Это последствия ритуала? Обычно я спокойно воспринимала кровь. Я прислушалась к себе, отслеживая изменения. Пока я чувствовала себя как обычно, но была не настолько наивна, чтобы считать, что на этом все кончилось. Юная Вайю не переносила вида крови?

– Госпожа…

Лекарь протягивал мне пузатый флакон с искристым голубым эликсиром. Я взболтала зелье на свету и выпила залпом. Горло обожгло мятным холодом, гортань онемела. Я прокашлялась. Если эликсир качественно сварен, через пару мгновений смогу говорить.

– Сир… – Целитель заканчивал, отправив диагностические чары для анализа состояния внутреннего источника. Голос был странным. – Сир! – Плетение зависло над моей головой, и он явно не знал, что делать дальше.

Я так и стояла на коленях, послушно опустив глаза в пол. Две головы склонились надо мной, изучая результаты диагностики. Мне было очень интересно, что там, но пока кастовать я не могла. После алтарного зала сила возвращалась крайне медленно, по крупицам, с трудом наполняя внутренние меридианы источника.

Щелчок пальцев – и тень целителя на полу удлиняется в поклоне. Скрип двери – и мы остаемся одни.

– По долям мгновений, все события вечера, Вайю! Я хочу знать, в какой момент ты решилась на это самоубийственное предприятие. – Дядя вернулся за стол и сел напротив, как судебный обвинитель.

– Дядя, что случилось? – Я говорила почти шепотом, но говорила же. – Расскажи! – Видимо, повреждения гортани сильнее, чем я думала. Безусловно, события в алтарной комнате из ряда вон, но это не может быть причиной. – Еще Прорыв?

Сир Кастус смотрел на меня молча, сжав губы в узкую линию. Морщины усталости на лице выделялись четкими тенями. Хлыст мерно выстукивал по голенищу сапога имперский марш. Первый куплет. Припев. Второй куплет. Припев. Тишина, и только мерное посвистывание хлыста.