Тайга Ри - Последняя из рода Блау [= Перерождение] [litres]

– А сир Кастус? – Фей всегда очень робела перед дядей.

– Дяде я напишу позже. Сначала Аксель, у дяди и так слишком много проблем у Хэсау. Ну что, тогда решено? – Я протянула руку с родовым перстнем.

– Вайю, спасибо. Благодарность рода Ву…

– Фей!

Она кивнула, и мы переплели пальцы так, чтобы наши родовые печати коснулись друг друга. Скреплено.

– Значит, решено. Теперь в храм, принесем клятву.

– Вайю, ты еще не рассказала мне, что с тобой произошло и зачем ты заказала второе ханьфу.

– Все только после храма. Это дела рода Блау, Фей.

До храма мы добирались долго. Шли пешком по мощеным тротуарам практически на другой конец центрального квартала, не торопясь приветствовали всех леди, которые в большом количестве попадались нам по пути.

Честно сказать, если бы не Фей-Фей, я бы уже не вспомнила доброй половины имен. Я устала приседать, кивать, устала сиять улыбкой. Все вопросы сводились к двум темам: почему я жива, если из меня, по слухам, уже сделали умертвие, и когда вернется сир Блау. Дядя был чистокровен, свободен, силен и… неуловим, как всадники Дикой охоты. Про браслеты никто не спрашивал – невежливо. Все просто неприлично косились – неужели действительно эпоха Исхода? Как вульгарно! Я утром специально подбирала верхнее ханьфу с немного укороченными рукавами. Свет в мешке не утаишь. Браслеты варварскими кандалами светились на тонких запястьях.

Было жарко, солнце припекало совсем не по-осеннему, и мы по пути то и дело сворачивали в манящий тенек магазинов. Книжная лавка, ювелирный, торговые ряды… Я выбрала пару книг для Нэнс, ее любимые романы, чистые прописи и блокноты, чтобы вести дневник исследований чар, несколько пакетов специй для Маги и смешную подвеску для Акселя.

Когда Фей-Фей сочла, что миссия показать Блау обществу выполнена, мы свернули на узкую боковую улочку, чтобы срезать путь.

В этот момент у меня опять закололо под лопаткой, пульс забился в горле, а живот свело от страха. Опасность! Все думают, что на войне выживают смелые или сильные. Все ошибаются. Выживают трусливые, те, кто больше всего боится, кто ходит и спит чутко, кто привык слушать свою интуицию и использовать страх в качестве индикатора. Страх – чувство, которое помогает сохранить голову на плечах целой. Здоровое чувство здорового человека, как сказала бы магистр Лексия.

Улица за моей спиной была пуста, алариец держался настороже, Фей-Фей трещала что-то свое. Я пыталась уловить направление опасности, но получалось так, что она придет с неба. Не с крыш, а именно с безоблачно голубой синевы небес.

Для скрепления клятвы мы выбрали храм Великого.

Рассказывают, что триста зим назад в нашем пределе была жуткая засуха. Пересыхали реки и озера, сгорала трава, падал скот. И собрались люди, и три дня и три ночи молились Великому, и явил Великий милость, и пошел дождь. И с тех самых пор Великий – один из самых почитаемых богов большого пантеона у нас на севере. В столице больше почитают Мару, одной рукой дарующую, другой отнимающую, на востоке и юге верят в змеиного бога удачи Немеса.

В храмах Великого не говорят. Все церемонии происходят молча. Не говорят жрецы, не говорят пришедшие искать истину, и даже молитвы и те произносятся только про себя.

Я всегда считала, что жрецами Великого становятся люди с зачатками эмпатического дара, а иначе каким образом они так точно считывают намерения просителей?

Именно поэтому мы выбрали храм Великого, здесь от жреца практически ничего не зависит, он лишь проводник божественной воли. Либо Великий рассмотрит и взвесит наше намерение, свяжет наши судьбы побратимством и по ступенькам храма спустятся уже две названые сестры, либо…

Обряды храма Великого нельзя подделать, оспорить или расторгнуть, в отличие от более простых клятв, которые дают жрецу в присутствии толерантной Мары или хитрого Немеса.

Кернский храм мне всегда нравился своей простотой и большим внутренним пространством. Высокие арки входов, летящие анфилады перекрытий под самым потолком… Все военные почитают Великого. Он дает силы и доблесть и дланью своей закрывает воина от врагов. Простой храм, простые молитвы. Его еще называли богом, близким к народу, потому что его почитали все – крестьяне, ремесленники средней руки, военные и аристократы. Часто можно было встретить молящихся плечом к плечу высокого сира и простого бродягу. Это был бог для всех, именно за это его так не любили в столице. Почитание Великого в среде имперской аристократии было непопулярным и даже немного стыдным, как нечто устаревшее и крайне немодное.

Нас с Фей-Фей разделили у входа. Сначала мы должны очиститься и отдельно сообщить Великому о своих намерениях и только потом проходить ритуал.

В моем зале было всего несколько человек. Военный, какой-то торговец в одежде восточного купца и несколько ремесленников. Зал по размерам был больше нашего дуэльного в поместье. На постаменте, там, где богам обычно ставят статуи, искрилось и горело вечное серебристое пламя высотой в два моих роста. Изображений и статуй Великий тоже не признавал. Я никогда не задумывалась о природе этого пламени и его источнике, но, как говорили в писаниях, когда погаснет пламя Великого, наступит конец этого мира.

У нас в легионе была традиция почитать павших.

Счет исчислялся тысячами, и не упомнить всех лиц, поэтому мы зажигали просто шестнадцать. Ровно шестнадцать огней для павших Шестнадцатого легиона, чтобы никто не был забыт. Я не знаю, как часто ходили в храм наши, но мы с целителями выбирались раз в две декады. Этот ритуал успокаивал и позволял наконец отпустить тех, чьи лица снились каждую ночь, всех потерянных на операционном столе и на поле боя. Всех, кого спасти не смогли.

Я закрыла глаза и приложила кулак к груди. «Салютую Шестнадцатому. Покойтесь с миром. Великий, дай мне сил не допустить этого еще раз…»

От большого пламени в центре зала отделилась небольшая стайка огней. Светящиеся огоньки в воздухе мигнули и сами сложились в знакомый знак штандарта Шестнадцатого легиона – круг в треугольнике и око. «Зрящие Севера», стоящие на грани. Седовласый мужчина справа в военной форме поднял голову, но я знала, что он ничего не скажет. О том, что было в храме Великого, молчат.

После уединенной молитвы нас с Фей проводили вглубь, в маленький внутренний сад к жрецу. Мне у Великого всегда нравилось, что многие обряды проходили на природе, под открытым небом, потому что ему так виднее с небес. В храме Немеса, например, всегда было сумрачно, темно и тускло, чадили свечи, тянулись заунывные песнопения.

Жрец, одетый в простой оранжевый халат, сидел на толстой плетеной циновке в саду камней, повернувшись лицом к вечному огню Великого, который плясал на маленьком алтаре. Справа вода негромким водопадом стекала в небольшой округлый пруд с водяными лилиями. Такие внутренние садики шли по всему кругу храма, в каждом из которых посетителей приветствовал отдельный жрец. В центре храма был особый круглый амфитеатр для больших торжеств.