Владимир Мясоедов - Южные рубежи [СИ]

– Как-то очень много времени тратится на подобное мероприятие, – задумался Олег, неожиданно для себя увязший в бюрократических формальностях. Или в данном случае речь шла все-таки об османском этикете? В любом случае, чародей напрасно терял время, которое мог потратить на собственное развитие или иную полезную деятельность. – А не может быть так, что визирь просто зачем-то тянет время, перегруппировывая свою армию или подтягивая подкрепление, пока действует соглашение о прекращении огня?

– Может, – согласился молодой волхв. – Но мы занимаемся тем же самым, так что все честно и…Так, Олег, а теперь держи себя в руках, чего бы не произошло. Кажется, кто-то из осман решил показать, кто в доме хозяин и заодно попробовать нас на прочность!

В искусственной роще появились новые пленники, но если Олег хоть чего-то понимал в логике, то это были отнюдь не те, кого решили добавить к своеобразному обменному фонду. Скорее уж данных людей отправили на убой. Не меньше полусотни чернокожих здоровяков с бычьими головами тащили на длинных и толстых черных цепях не слишком-то чистых и порядочно избитых и лихорадочно дергающихся людей в обрывках русской военной формы. Причем на одного человека приходилось сразу по два минотавра, куда более впечатляющих габаритов, и то нелюди едва справлялись, поскольку одаренные упирались из всех имеющихся сил, а их у чующих близкий конец волшебников всегда имелось намного больше, чем у простого человека. Даже если те не могут активно пользоваться своим даром, подавленным то ли оковами, то ли закаченной в волшебников алхимической отравой. И двое из этих новых лиц были Олегу знакомы, причем достаточно неплохо! Сначала они примерно в одно время проходили подготовку в стенах Североспасского магического училища, а потом некоторое время за компанию куковали в пустыне, куда часть русской армии выбросило из-за пространственного катаклизма во время биты при Иркутске. Семейная пара из отличающегося редкостной упертостью шамана-зверолова и начинающей некромантки шагала обнявшись и вроде бы не проявляя особой непокорности…До того момента пока они совместными усилиями не дернули одну из цепей так, чтобы она проскользнула по коврам и снова оказалась натянута точно между ног быкоголового громилы. Споткнувшийся минотавр повалил супругов, поскольку весил слишком много, но и сам плюхнулся носом вниз прямо в мягкие ковры. Правда, поднялся он оттуда с негодующим то ли рыком то ли мычанием буквально молниеносно и без малейшего ущерба, кроме морального, однако добиться большего результата в текущей ситуации представлялось маловероятным.

– Дамы и господа! – Взявший слово низкорослый пузатый бородач, очевидно, являлся тем самым визирем, который и командовал осадой. А кто еще сможет заставить замолкнуть всех пленников одним движением руки, превратив их в неподвижно стоящих болванчиков с остекленевшими глазами и будет на подобном мероприятии сидеть в паланкине, который на вытянутых руках подняли над собою повыше восемь обнаженных эльфиек, да еще и с большой короной на голове? В этом мире подобные головные уборы надевали лишь те, кто имеет на это право…А то ведь не входящему в клуб венценосцев моднику голову оторвут и все правители мира хором согласятся, что так и надо. Состоящий из двух перекрещенных мертвенно-черных обручей головной убор спереди был абсолютно гладким, но над центром затылка почти на полметра вверх поднимался один единственный тонкий и постепенно сужающийся сегментированный зубец, подозрительно напоминающий телескопическую антенну. И Олег был готов поклясться своим правым глазом, что на голове архимага, скорее всего являющегося полновластным хозяином одного из царств османской империи, не какой-нибудь новодел, а древняя реликвия, помнящая еще войну Атлантиды с Гипербореей. – Словами не передать, как я счастлив лицезреть всех вас здесь сегодня! Отрадно видеть, что вы почтили мое скромное жилище своим присутствием и, чтобы оказать честь гостям, позвольте продемонстрировать работу одной маленькой безделушки, на которую меня вдохновили последние ночи, тишину которых то и дело разрывал грохот разрывов, предвещающийся чью-то несомненную гибель. Узрите же, сё – Ворон Власти!

На вскинутой вверх руке визиря, говорившего кстати на русском языке не то в честь почтения к гостям, не то чтобы пленники могли оценить всю красоту его речи и проникнуться своей горькой судьбой, с небольшой вспышкой возникла птица, состоящая из множества маленьких металлических перьев, скрепленных между собою черным дымом. Глаза создания пылали недобрыми красными углями и, если бы Олег увидел что-то подобное в дикой природе, он бы обязательно уничтожил подобное создание от греха подальше.

– Как грохот пушек предвещает гибель, пусть и не неся сам по себе ни малейшей угрозы людям, так и слова моего творения обрывают судьбы тех, кто недостоин и слаб. – Визирь слегка шевельнул рукой, и сорвавшаяся с неё птица заметалась между пальмами, выписывая в воздухе ошеломительные пируэты, а иногда словно размываясь в пространстве, чтобы пролететь через какую-нибудь пальму или вообще возникнуть в другом месте. Но пару раз он явно специально задевал деревья своими раскинутыми в разные стороны крыльями, срезая ими толстые стволы с той же небрежностью, с которой парикмахерская бритва проходит через клок волос. Олег оценил маневренность этого магического беспилотника в десять баллов из десяти возможных. Даже Святослав, который летал как дышал, вряд ли бы смог увернуться от творения архимага или же догнать его в небе. – Спой же, мой птенчик! Не стыдись!

– Карр! – Творение архимага камнем рухнуло вниз, чтобы усесться на пушистый ковер в паре метров от пленников, которых минотавры как-то незаметно успели освободить от части цепей. Теперь те не давали им разбежаться в разные стороны, но все-таки оставляли относительную свободу движений. Впрочем, получившие относительную свободу люди данному факту радоваться не спешили, сбившись в кучу и подняв готовые к бою кулаки. – Вырви свое сердце! И сожри его!

– Ааа! – Человек, на которого был устремлен взгляд птицы, чьи глаза буквально заполыхали изнутри, носил обрывки формы военного инженера. И он громко завопил от боли, когда его руки легли на его же грудь, раздирая сначала ткань поношенного мундира, а потом и прятавшуюся под ней плоть. Но не остановился и даже отпихнул в сторону товарищей по несчастью, которые попытались его остановить. Казалось, силы бедолаги минимум удесятерились, поскольку свои собственные ребра он сокрушил с такой легкостью, словно они были гнилыми рейками. И вырвал собственное сердце, а потом, уже падая, попытался поднести его ко рту, но лишь мазнул им по щеке, прежде чем застыть навеки.