Дмитрий Беляков - Большой мир [СИ]

Тогда я решил, что это мой предел, из-за несовершенства техники, но так ли это? Может быть, вопрос был не в способе, а в управлении маной, которое сейчас у меня на порядок выше.

Я представил Сосуд и потянул несколько нитей маны, спешно освобождая светящегося витрувианского меня. Голубая дымка послушно испарялась, а я прислушивался к ментальной дрожи, на которую уже перестал обращать внимание.

Когда Сосуд — светящийся я — был пуст в районе грудной клетки, поступление маны резко остановилось, но нити, за которые можно было тянуть, остались в моих «руках». Правда, только огрызки.

Дернув за них, словно за поводья, я не почувствовал никакой тяги. Казалось, словно это были влитые в стену цепи, а я как маленький щенок, пытающийся вырваться на свободу, вместе с куском бетона.

Промучившись, я понял тщетность этой методики и решил действовать иначе, представив, что мана в Сосуде — это рыба, а мои огрызки синих нитей — леска.

Я ослабил давление и представил, как невидимые руки отпускают теперь одну нить. Странный остаток маны тут же хотел вырваться наружу, но я остановил этот порыв и волей заставил двигаться к Сосуду.

Опыты по возвращению маны для меня были пройденным этапом, но здесь была немного иная задача.

Приблизив свою «леску» к Сосуду, я погрузил один конец в закрытую область и начал представлять, что нить медленно удлиняется. По миллиметру или, может быть, меньше.

Опасаясь, что рыбка сорвется, я периодически давал послабление и возвращался на несколько шагов назад, тем самым укорачивая длину лески. И это работало. Два шага назад, один вперед.

Я настолько глубоко погрузился в свою фантазию, что забыл, где нахожусь, и не замечал ничего, кроме этой странной рыболовли. Все ресурсы разума были задействованы только в одном направлении. Леска-нить то удлинялась, то укорачивалась, но я был терпелив, так как отчетливо видел прогресс.

Вместе с этим, ментальная дрожь усилилась, и я ощущал ее отклики яснее, чем когда-либо.

Напряженная борьба продолжалась до тех пор, пока леска не оказалась почти на таком же расстоянии как обычно, только не огрызком, а полноценной, связывающей меня с Сосудом нитью. И когда я это осознал, тянуть стало намного легче, будто сила, удерживающая ману с той стороны, перестала играть со мной в перетягивание каната и полностью отпустила.

Сделав последний рывок, я внезапно почувствовал сильнейшую слабость, стало почти невозможно удерживать картинку, и вернулось ощущение тела. Я будто выбрался из глубокого сна или комы, как показывают в кино. Тело плохо слушалось, а сознание уплывало.

Разлепив глаза, я тут же их зажмурил, не в силах смотреть на слишком яркое освещение в комнате.

Несмотря на сравнение с пробуждением, самочувствие было дерьмовее некуда, и поддавшись слабости, я погружался в сон. С улыбкой. Ведь я определенно обнулил Сосуд и прорвался на вторую ступень.

…

Так уж, видимо, судьба раскинула карты, и стук в дверь будит меня слишком часто, чтобы не замечать этой закономерности.

В этот раз мне снова снилась семья, но это был не счастливый сон, хоть и начинался очень приятно.

Я был уже взрослым, но все остальные считали это нормой и фразы были сформулированы как обращение к ребенку.

Мы приехали в гости к бабушке Элизабет, и дедушка Байрон был еще жив. На столе стояла индейка и другие яства. Элизабет неустанно нахваливала идею матери наготовить блюда разных народов и вместе с этим забавно ругалась, когда та обращалась к ней не по имени. Они пили белое вино и слушали Синатру. Отец с дедом Байроном смотрели футбол, а я приглядывал за Лизи с Кернисом, которые были совсем детьми и бегали вокруг стола.

Все было радужно, и ощущая себя сравнительно осознанно, я не хотел просыпаться. Ровно до того момента, как Кернис увеличился в размерах до подростка и стал заманивать маленькую сестру в комнату. Я кричал, надрывая связки, но губы лишь безмолвно раскрывались. Никто не обращал на это внимание, а мое тело не хотело двигаться.

Вяло поднявшись, я подошел к двери с мыслью послать подальше, кого бы там ни прислал мне мир.

— Что надо, — резко буркнул я, выглянув через щель.

Паренек вздрогнул и, быстро заморгав, ответил:

— Ох, господин, вы наконец отозвались.

— Отозвался, но хотел бы не отзываться, — сказал я какую-то чушь и хотел уже захлопнуть дверь, но тут наконец проснулся мозг.

Я дернулся и спросил, сколько был вне зоны доступа.

— Эм, двое суток, господин, — вежливо ответил парень в костюме дворецкого и фартуке. — Мы со всей ответственностью оберегаем личное пространство наших посетителей, но оплаченные вами двое суток закончились и…

— И вы пришли за деньгами. Секунду, — буркнул я и, захлопнув дверь, отсчитал нужную сумму. — Держите, здесь еще на пару дней. И пожалуйста, принесите мне еды. Быстро и много. Не жирной.

Белолицый брюнет поклонился и поспешил выполнять заказ.

Я снова упал на кровать и, несмотря на все еще испытываемую слабость в теле, мгновенно создал сгусток огня.

Как и прежде, шарик появился со слабеньким «пахп» и по моему желанию замер прямо передо мной. Я хотел вглядеться в структуру и приметить какие-нибудь изменения, ведь мой Сосуд эволюционировал, а значит, мана тоже изменилась. Но прежде чем что-то увидеть, я почувствовал. Призвав структуру, я осознал, что она стала гуще и плотнее.

А еще уменьшилось количество затрачиваемых на структуру фер. Мозг машинально выдал цифру равную четырем.

Отозвав умение, я вгляделся в Сосуд и понял, что дымка, наполняющая его, стала темнее. Без моего сознательного влияния. Мозг сам выдал мне эту картинку.

Но вместе с радостью прорыва меня настигли и плохие новости.

— Вот дерьмо, — выругался я, поняв, что смотрю не на полный маны Сосуд, а на ту же картину, что предстала передо мной впервые, когда я вообразил емкость с маной.

Сосуд снова был не полным, и я удостоверился в этом, вытянув всю ману, движение которой перервалось, достигнув уровня голени.

Парень принес еду, и пока мой желудок радовался, как оказалось, обеду, я прогонял ману по телу и издевался над потоками как мог, пытаясь понять, не изменилось ли что-нибудь в контроле над ней. Если не изменилось, значит проблема с повышением ступени — не проблема, а если изменилось — нужно было думать, как двигаться дальше.

Все оказалось, как обычно бывает, двояко. С одной стороны, я делал с уже темно-синей дымкой все, что делал до этого, но давалось это не так легко, как раньше.

Нити вытягивались как обычно, и я закручивал их в разные фигуры, но приходилось постоянно концентрироваться на процессе, а не формировать за секунду времени. Это раздражало. Напоминало обращение с ноутбуком для серфинга в сети после игровой машины.