Илья Романов - Бестолочь [litres]

Вовремя мы соскочили.

Поддержка графа, конечно, много стоит, но и самому надо что-то уметь. Дальнейшее пребывание в ложе среди знати было потерей времени. Я краем уха слушал, о чём знать говорит между боев. Если вычленить имена и названия мест, то говорили ни о чём. Один раз, правда, моё внимание привлекло упоминание недавней смерти какого-то великого художника. Дескать, как им жалко живописца, творил бы и творил, а тут смерть и столько ещё не доделано. Лицемеры! Им так пофиг на искусство, как они сами не знают. Дело даже не в том, что они переживают, что кто-то умер, а в том, что они думают о потере для искусства. Ложь кругом, да и только. Умерли Пушкин, Есенин, Лермонтов, Высоцкий, Цой, Горшок из «КиШа», Летов, Веня Дыркин, Башлачёв – эпитеты одни, такая потеря для искусства. Жалеют искусство, а не людей, личностей, стоящих за искусством. Подлинные ценители и друзья жалеют человека, а не то, что он мог ещё привнести. Слава – тлен, память – тлен, деньги – тлен, всё – тлен. Не тлен только то, исполнил ли ты свою задачу по жизни. Впрочем, отчёт в этом тебе держать перед собой.

Не знаю, как я достоял до окончания первого дня турнира. В мыслях блеск золотых монет, на поле скука.

Напрягло меня только то, что в какой-то момент уносили с поля Ээмери. Жалко его, хоть он и волею судьбы теперь мой враг. Даже не столько жалко его, а больше жаль переживающую за него девушку.

Победил кто-то, чьё имя я не запомнил. Публика шумела, как пылесос, все имена и звуки были десятки раз искажены. Он, если честно, был так себе боец. Обычный середняк, которому повезло. Все серьезные вышибалы выпадали на Ээмери, вот кому, по сути, надо было давать призовые. То, что осталось относительно целым и здоровым на поле, было так себе. Элита выбыла, остались середняки.

Рядом заливал глаза на халяву бродяга. Ёж от него не отставал. Звон монет – это, наверное, самое приятное в старости. Хотя вру. Власть пьянит сильнее, но там, где власть, всегда звон монет. Напротив, звон монет – это не всегда власть. Сильный берёт всё, а богатый – то, что остается…

Граф покинул ложу для знати, и мы с бродягой в числе прочих склонились в поклонах.

– Удачливые вы, – шепнул напоследок Ёж, который, наверно, успел поседеть, когда Эйно вдул. Я его понимаю, он же до определенного момента не знал, что мы не пошли до конца. – Вечером буду у вас.

Я допивал вино, оставшееся в кубке, дегенерат ковырялся в носу. Пустая ложа для знати в нашем распоряжении. Наше одиночество разбавил слуга, поднявшийся с нижнего яруса.

– Сэры, шраф ждёт вас у себя, – сказал он, как будто нас тут нет.

Вот блин! Как чуял, что так просто этот день не пройдёт. Мы переглянулись с моим отморозком и пошли вслед за слугой.

Идти пришлось недолго. Как оказалось, граф не уехал к себе в замок, а зашел в шатер к рыцарям. Бароны толпились у входа в шатер и обсуждали турнир. Часть престарелых дам зевали и ждали тут же, ожидая, когда уже граф покинет шатер с калеками.

Шатер был для калек со стороны графства. Я бегло взглянул на раненых. Двое в полной отключке, один стонал.

Жаль его, бедолагу. Я бы с отрубленной рукой себе пулю в лоб пустил. Может быть, кишки себе выпустил бы, аки самурай, но точно знаю, что не повесился бы. Нелепо ссать и срать под себя с перебитым позвоночником [86] От резкого рывка ломается позвоночник, и кишечная полость опорожняется. . На крайняк есть ещё один выход – нарваться на тех, с кем точно миром не разойдусь. А что, мне всё равно умирать, а так чище в мире станет от всякой сволочи.

Паршиво то, что этот калич – жертва Ээмери. Хороший мужик покалечил почти до смерти другого совсем юного паренька. Паршиво. Хреновая жизнь! Рассказывайте байки среди прочих хиппи, как мир прекрасен. Мир – это не сплошное дерьмо, но и не сплошной рай с миролюбием. Мир – это что-то среднее, тут кому как повезет вытянуть свой билет. Парня жаль. Молодой совсем…

Одним из тех, кто в отключке, был собственной персоной Эйно. С этим жребием судьбы я был полностью солидарен. Ублюдку смерть – это избавление. Мало ему ещё досталось. Я бы ему ещё калеными щипцами добавил бы.

– Это твоя вина! – начал с места в карьер граф, не обращая внимания на тонкие стенки шатра, за которыми разместились его вассалы, на слуг и волшебника, что колдовал над сыном барона. – Ты не должен был допустить Ээмери до турнира!

– Ваша светлость, законы дуэлей… – начал мямлить мой бродяга. Я его понимаю, сейчас лучше лишний раз прогнуться, чем поймать по полной. Так-то мы ни в чём не виноваты, но попробуй это доказать графу.

– Меня не интересуют законы! Что я теперь буду говорить отцу Эйно?! – жёстко и ёмко прошипел граф Тарни Илмар.

Избавь нас, Боже, от милости великих… «Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас. Сами придут и сами всё дадут…» – вертелось в уме из «Мастера и Маргариты». Знаю, что бред думать о таком в таких ситуациях, но что на ум пришло, то и вещаю.

– Твоя вина, что так вышло! – продолжал граф. Ну конечно, надо же на кого-то свалить свою вину. – Я не знаю, как с тобой быть. Отчасти ты полезен, но именно отчасти! Молчи! Ничего не говори! С тобой я ещё ничего не решил! А вот с тобой мне всё ясно! – продолжал шипеть граф. Последнее, на мою неудачу, было уже ко мне. – Есть у меня мысль, как использовать твои таланты. Поедешь в Лунную долину от моего имени. Передашь барону свиток с моей волей. Барон там слишком много о себе думает! Не мне тебя учить, как тебе надо поступить!

Вот и всё! Меня списали вчистую! Я ещё не в курсе, как там в долине Луны, но уже по тону понимаю, что я покойник.

– Считай, что это твоя присяга мне! Подтверждение твоего статуса! – резал голосом граф.

«Мавр сделал своё дело, мавр может уходить». Хорошо, что я такой верзила по местным меркам, наверное, граф меня совсем за дурака держит. Уехать бы из твоего графства, и клал я на тебя с присвистом. Гад, как подслушал мои мысли. Я уверен, что на моём лице не было никак эмоций, но граф добавил:

– Чтобы уберечь тебя от встреч с орками и людьми Ройне, с тобой поедут мои люди.

А вот это уже серьезно. До барона Лунной долины я могу и не доехать. Кто знает, что там граф прикажет своим. Может, это только повод выдворить меня из своих владений и прикопать в лесочке.

– Граф, позвольте сказать, – подавив своё мямление, сказал Антеро.

– Позволяю! Что у тебя?!

– Позвольте ехать с моим бывшим учеником. Вдвоем легче решать, как исполнять ваши приказы, – сказал бродяга, как будто речь идёт о намазывания масла на хлеб.

Ты идиот?! Меня уже списали! Ты-то зачем со мной в петлю полез?!

– С тобой я ещё не решил, – поморщился граф. – Впрочем, ты прав. До меня доходили слухи, что на тебя уже ставят ставки, когда ты прекратишь брыкаться в петле. Будет лучше, если ты уедешь… Приговор моего отца я отменю, но сам понимаешь, от гнева баронов я тебя защищать не буду. Пускай то, что я перенес суд, будет моей прихотью. Ты оправдан, Антеро! Езжайте оба!