Илья Романов - Бестолочь [litres]

Вру, сотни не было, но было где-то человек под восемьдесят против нас, что тоже немало. Про каждого в «грядке» можно рассказывать долго и с упоением, но такие истории лучше слушать в тепле и уюте под кружку пива, чтобы наши шалости не вызывали шока, а входили в разряд баек под алкоголь.

Вот как-то так. И чего только не вспоминается в процессе махания мечом. Так или иначе, Тапио заметил мои фокусы с клинком и стал меньше на меня злобно смотреть. Стал сильнее прятать свою злобу, наверное.

Ну не убивал я твоих родичей, на меня-то зачем злиться?! Меня бы ты по-любому запомнил. Я выделяюсь от местных другим типажом лица и ростом. Над Ойхо я возвышаюсь почти на голову, забыть такого верзилу сложно, хотя какой я верзила? Были у меня кореша и под два метра двадцать сантиметров на Земле. Питаться надо лучше, тогда и рост будет больше.

Средний рост у кроманьонцев был метр восемьдесят, а вот голодная Европа опустила рост населения до полутора метров. Если в Средневековье рыцарь был больше полутора метров, то для того, чтобы положить его в саркофаг, ему ноги подрубали, учите матчасть, тьфу ты, учите историю…

Если оставить историко-прозаические отступления, то всё у меня складывалось не так плохо, как могло бы быть. Сразу в лесу не погиб, обзавёлся кое-каким материальным багажом, научился с пятого на десятое понимать местную речь, даже более того, немного узнал от Ойхи о местных нравах и географии.

Последнее, если признаться, было самое сложное. Ойха за пределами двух-трех дней пути от своей бывшей деревни нигде толком не был. Понимал я его плохо, а он, наверное, не хотел, чтобы я покинул его лачугу раньше, чем он вытащит из меня всю наличность. Впрочем, с каждым последующим днём Ойха всё сильнее мрачнел. Видимо, не только я понимал, что меня рано или поздно заметят местные. Как сложится дальнейшая ситуация, как для семейства Ойхи, так и для меня, мы оба могли только догадываться.

Само собой, за всё время, проведённое в лачуге, я был осторожен и выходил за пределы подворья только в сумерках. На самом подворье хватало мест, где меня нельзя было заметить со стороны, но всё же и на старуху бывает проруха. Рано или поздно меня заметят местные.

Видимо, что-то подобное приходило мужику в голову, и на пятый день он постарался развеять мои вопросы на ломаном языке о ближайших окрестностях.

Я понял со слов Ойхи совсем немного. Понял, что за рекой вроде как ничьи земли, хотя там вроде всё не так просто. Наверное, просто земли не заселены и принадлежат короне, хотя почему земли не заселены, я так и не понял, но были наверняка какие-то причины.

Понял, что у местного владельца земель какие-то неприятности с другими владельцами земель. На второй день моего появления в этом мире я случайно вышел на разборки местных властей.

После Ойхиных уроков географии я стал примерно представлять, как располагаются земли местного дворянина, точнее, где располагаются шесть уцелевших деревень из восьми. Ойха, долго напрягая память, расставлял камушки на земле. Две деревни лежали у реки, остальные уходили в глубь земель, в сторону от реки. На примитивной карте Ойхи было что-то подобное дороге, но не обычной дороге, а какой-то более значимой, судя по его мимике и жестам, наверное, коронный тракт для переброски войск и торговли купцов.

Если я всё правильно понял, то до тракта надо было идти три-четыре дня, а там, по слухам, услышанными Ойхой, тракт должен выйти в большое поселение, большую деревню или город, точнее было не понять в связи с моим катастрофически малым словарным багажом.

На седьмой день я решил, что больше в лачуге мне делать нечего. Словарный запас был уже достаточно большой, примерный маршрут к большому селению я знал, что ещё для путника надо, кроме желания уйти и чувства, что в этом селении мне ловить нечего. В утренних сумерках восьмого дня я распрощался с семейством Ойхи и покинул его лачугу. Мне вручили что-то вроде пропечённых на углях каких-то клубней в дорогу. Я притворно, на публику, отказывался, но семейство сильно настаивало. Пришлось взять.

Обогнув поля местных, я вышел на просёлочную дорогу и начал свой путь. Дорога шла чуть в стороне от реки и постепенно уходила под углом в глубину лесов.

Пока я шёл по дороге, в голову лезла всякая бредятина вроде того, чтобы наняться к местному дворянину дружинником, но здравый смысл тут же раскритиковал эту идею. Во-первых, непонятно, какие у местного дворянина заморочки с соседями, ясно, что отношения как таковые, мягко говоря, плохие, а при таких раскладах долго не проживёшь. Раз такие осложнения с соседями, то дворянину бойцы нужны и на работу, наверное, меня возьмут, но вот вопрос, а не его ли людей я упокоил у оврага… Как бы не засветиться вещами убитых дружинников. В общем, расклад наняться к местному дворянину не самый лучший.

Как я понял через день, идя по извилистой, лесной дороге, путь должен был вывести меня за пределы владений местного дворянина. Какие дальше лежат земли и кому они принадлежат, Ойха не знал.

Первый день путешествия по дороге, зарастающей мелкой порослью, прошёл без особых событий. На второй день пути я чуть не нарвался на какой-то сенной обоз. Я не стал борзеть и предпочёл не светиться, переждать проезд обоза в стороне от дороги. Издали было непонятно, кто и куда едет, а когда я разглядел, что едут простые крестьяне, то было как-то неловко уже выходить на дорогу. Принцип простой: прячется – значит, есть чего бояться, а если прячется вооружённый человек, то наверняка разбойник. На такого сам Бог велел донести владельцу земель. А мне оно надо, конная погоня по мою душу?!

В ночь между вторым и третьим днём меня посетили волки. Сволочи, совсем не боялись костра и подвывали в ночной темени. Вожак стаи вообще наглец, вышел на свет костра, и я напряжённо гадал, сжимая меч в руке, кинется он на меня или не кинется. Не кинулся. Повыли волки с часок и ушли.

В общем, мне повезло. Это только в глупых книжках расписывают, как приятно добывать шкуры приблудных волков, в реальности всё жёстче. Есть такое выражение у деревенских: «волк овцу порезал», городские жители зачастую не понимают, что означает это выражение. Просто у волков зубы расположены особым образом, у них зубы не встречаются остриями клыков друг к другу, верхний клык идёт вскользь к нижнему клыку, и получается эффект ножниц, поэтому раны от укусов волков – это как попасть под гидравлические ножницы. Проще говоря, такие раны гораздо более неприятные, чем от укуса собаки.

К тому же волки – это не милые сердцу городского жителя стаи шавок, что сбиваются в стаю от голодухи на помойках. Встретив стаю шавок в подворотнях важно не зассать, вообще не бояться, собаки запах страха чувствуют. Лучше всерьёз думать о том, как приятно пойти на размен и убивать, а также, как приятно умирать, забирая с собой врагов. Делов-то, встречных собак встречать лоу-киком, бить по задним лапам, у них от этого удара корпус разворачивает на девяносто градусов при условии, что это не кавказец или московская сторожевая, а дальше не надо зевать.