Э Смит - Мировой Ворон

Стараясь держаться в тени, Ингрид перебегала от палатки к палатке мимо пьяных мужчин, спящих мужчин, дерущихся мужчин, ругающихся мужчин. Шатер Рулага выделялся из всех – большой, увенчанный грязными знаменами. Красный медвежий коготь на его гербе раздражал Ингрид. Теперь он означал отрицание Рованоко, и ему не было места на этих землях. Она осторожно обошла командный шатер – крохотная точка на фоне черно-коричневого моря.

Девушка сумела добраться до края лагеря не очень быстро, но пробираться тихо, словно призрак, с Корвусом на плече между вонючих мужиков было даже забавно. Воины каждую ночь проводили в пьянстве и драках, и это никогда им не надоедало. Каждый новый вечер они считали новой возможностью выпить и подраться. Если бы им пришлось стоять лагерем еще несколько месяцев, у Рулага не осталось бы армии.

Ингрид поднялась на темные скалы, уходя от речной долины. В отдалении от лагеря на северных равнинах Тиргартена находилось место, недоступное для основной части людей Медведя, если судить по часовым и их расположению. Часовые – возможно, единственные трезвые люди во всем лагере – охраняли небольшую замкнутую впадину. Ингрид думала, что они будут следить за местностью, которая простирается между армией и ее конечной целью, гораздо лучше, но с возвышения ей удалось заметить только горстку часовых и несколько открытых клеток. Ни частокола, ни других оборонительных сооружений.

Корвус слетел с плеча и перепорхнул через скалы. Он обогнул низину, приземлился рядом с часовыми, а потом громко каркнул – и взгляды часовых устремились на него, а Ингрид в это время незаметно соскользнула со скалы и спрыгнула на охраняемую территорию.

Добравшись до неглубокого оврага, скрытого ночной тьмой, она низко пригнулась к земле. На белом снегу можно было различить неясные темные силуэты. Где-то на юге, уже довольно близко от них, за каменистым плато и замерзшей рекой, лежал Тиргартен.

Один из силуэтов двинулся – и Ингрид застыла на месте. Она думала, что это просто деревья или, может, заросли колючей ежевики – но они двигались, будто живые. Она видела, как деревья покачиваются, как дрожат в ночном воздухе отростки, похожие на щупальца. И в окрестностях не было видно ни одного восставшего из мертвых: ни мертвого, ни живого. Только колеблющиеся силуэты, ощупью скользившие по каменистой заснеженной почве.

Корвус вернулся к девушке, стараясь держаться подальше от неизвестных существ. Они почему-то казались очень странными. Неестественными. Ингрид даже не знала почему. При взгляде на них она испытывала жуткое чувство, но ей хотелось рассмотреть их поближе.

Никто не следил за происходящим в яме, поэтому девушка смогла спокойно выбраться из своего овражка и подойти к существам. Формы и текстура ближайшей твари медленно проступили во тьме, и Ингрид напряженно сглотнула. Тело, разорванное на части, поднималось над землей, превращаясь в дерево. Руки и ноги сплетались в сморщенный черный ствол, а лицо… лицо в беззвучном крике застыло внутри дерева. Тело принадлежало восставшему из мертвых, по крайней мере, до недавнего времени. Сейчас от него осталась лишь колонна из черной морщинистой плоти, глубоко укоренившаяся в земле.

Ингрид стошнило. Уже долгое время она очень мало ела, и желудку тяжело было изрыгнуть хоть что-то. Горло горело, губы начало щипать. Рвотные позывы следовали один за другим, и девушка отвернулась от невероятного существа и осела на снег, сжавшись в комок.

Над ней хлопал крыльями Корвус, предупреждая об опасности, но она не могла сдержать тошноту. Что это за твари?!

Голова ужасно болела, а желудок будто завязали тугим узлом. Ингрид не могла ни сражаться, ни убегать. Не могла даже думать. Она не сопротивлялась, когда часовые, охранявшие тварей, подняли ее с земли и принесли в лагерь. Корвус сделал ее видимой, чтобы к ней могли прийти на помощь.

– Ты сколько там пробыла, мелкая сучка?

– Ее вырвало прямо мне на сапоги.

– Да это все деревья. Они что-то с головой делают. Вчера с Ульфом то же самое было. Нам на них смотреть нельзя.

Ингрид схватилась руками за голову. Перед ее глазами по-прежнему стояли восставшие из мертвых, их лица, искаженные в беззвучном крике. Эта картина останется с ней навечно, она будто вгрызалась ей в мозг и несла с собой невозможную, непостижимую боль и сожаление, простирающиеся в вечность дальше, чем девушка могла себе вообразить. Она зарыдала, потом ее снова вырвало, потом рыдания стали еще более горькими.

– Да бросьте ее на постель, пусть рыдает, – произнес чей-то голос, словно издалека. – Все с ней будет нормально. Глупая сучка.

– Бейранд мертв. Кто за ней следил? – Голос был похож на Харрода.

– Маррон и Ульф. Они в стельку пьяные.

– Отсеки у каждого по пальцу. И поставь их сторожить деревья.

Голоса слышались будто издалека и были странно искажены. Ингрид отчасти их узнавала, но не видела людей, не могла соотнести голоса и лица.

– Они что, и правда такие страшные, как о них болтают? Я имею в виду – ты только посмотри на нее. Она же рехнулась от ужаса.

– Три из этих тварей уже удрали на юг. На разведку, что ли? А если они вернутся? Я лучше отправлюсь в ледяные чертоги, чем захочу на них смотреть.

– Если человек из страны солнца верен своему слову, то чудовища закончат битву раньше, чем мы успеем занести топоры, – ответил Харрод. – Стены Тиргартена высоки, и мне хотелось бы завершить эту войну без осады.

– Да у них всего несколько сот воинов. Там остались старики… а еще дети и злобные женщины.

Ингрид снова стошнило. Похоже, на кого-то из воинов, и этот кто-то вскочил на ноги, громко ругаясь. Ингрид рвало в основном желчью, но пахла она отвратительно.

– Лучше отправь мелкую дрянь в ледяные чертоги. Ее стошнило на мой топор!

– Так вытри его и заткнись.

Над девушкой нависло лицо Харрода.

– Ты меня слышишь, козявка? Или ты совсем спятила?

Ингрид застонала, пытаясь придумать какую-нибудь колкость в ответ, но из-за постоянных рвотных позывов на ум ничего не шло. Видение с искаженным криком лицом постепенно угасало, а голова перестала пульсировать болью.

– Со мной все хорошо, – промямлила девушка слабо.

Ингрид подняла взгляд и увидела, что находится в палатке. Вокруг стояли еще пять человек или около того, и все вокруг воняло рвотой. Она села. Она снова оказалась в своей уединенной палатке, а руку ей приковали к тому же самому железному шару. Во рту был ужасный привкус. Горло саднило, на зубах осел липкий налет.

– Цепь старая, вот звенья и порвались. Нужно их заменить. – Она показала на сломанные звенья.

– Интересный фокус, – произнес жрец. – Или очень большая удача.