Иван Иванов - Чумная [СИ]

Осматриваюсь — на мне непонятная длинная пижама без штанов, задираю её — ничего, только семейные грязноватые трусы. Внизу вдалеке слышатся много мужских голосов, наверное, нужно кричать о помощи, но из горла выбивается только хриплый еле-слышный писк.

«Да что такое».

Опять осматриваюсь — на груди два непонятных бугорка.

«Нет. Нет. Не-е-ет» — Бьется в голове паническая мысль, а сердце начинает разгон. — «Что они со мной сделали?!»

Панически ощупываю «пижаму» и понимаю, что это приталенное платье, а на груди вырез, где торчат верхушки двух небольших грудей. К горлу подкатывает ком.

«Второй размер, максимум. Не густо». — Проскакивает мысль, прежде чем я снова теряю сознание.

Открываю глаза, и первая мысль:

«Приснится же такое!»

А потом осмотревшись, понимаю, что нахожусь всё в той же комнате, а откуда-то издалека, снизу, так же доносятся голоса и гомон, за окном темнота, а значит без сознания я пролежал не так уж и много.

«Звать на помощь?» — Думая я.

«Не помогут, хуже будет» — приходит ответ из глубин памяти.

— Да что за хрень? — Шепчу я и не узнаю свой голос.

Опять ком в горле, опять сердце начинает разбег, появляются звёздочки перед глазами, кажется я могу снова потерять сознание — глубоко дышу.

«А старая владелица тела куда делась, в моём теле?» — Спрашиваю себя. — «Или я сожрал её душу?»

Память тут же предоставляет неприятные картины последних трёх дней — разум покинул девушку, она лежала в состоянии овоща, а хозяйка была очень зла что приходится выделять служек, что-бы убирать из-под неё нечистоты, пришлось снизить плату за «ночь с эльфийкой» до пары серебрушек, и вот уже три дня и три ночи это тело («это тело» — так спокойнее будет воспринимать) насилуют напропалую все — начиная от местных фермеров и заканчивая проезжающих рядовых королевской армии. Хозяйка не стеснялась обсуждать судьбу девушки прямо в её присутствии — или она испугается и придет в себя, или ей уже всё равно, и теперь я точно знал, что, когда тело девушки перестанет приносить прибыль — её разберут на органы, как печально известного Элинэля. Эльфийское сердце использовалось, например магами конструкторами для создания мощнейших големов и химер, из почек делали чудодейственный эликсир от всех болезней для орков, а лёгкие высушивались и протирались в порошок, из которого делали сильнейший наркотик, к которому не было привыкания. Глаза — вот глаза подходили всем, и на них было много желающих — эльфийский глаза видят намного лучше, чем зёнки других рас.

Меня снова вырвало — не знаю от чего больше, от картинок насилия несчастной девушки или от её воспоминаний о том зачем людям и другим расам нужны органы эльфов.

«Ну ничего, суки, я вернусь, всё сделаю что бы вернуться и убить вас, тварей, пусть даже придется за это получить пожизненное, и эту девку вашу тоже удушу, а вы смотреть будете». — Зло думал я, пытаясь подняться на ноги.

Когда мне это удалось, мир вокруг закружился, организм попытался опять извергнуть из себя все что было в желудке, а была там только желчь.

— Бля. — Выругался я, опять сплёвывая.

Стоять было тяжело, и я продолжал держаться за стену.

«Похоже центр тяжести по-другому расположен, ходить придется заново учиться». — Пришел я к выводу.

В этот момент дверь широко открылась, в комнате загорелся свет, мне пришлось прищурить глаза, а когда я смог рассмотреть гостя — сердце сжалось — толстый, в грязной мешковатой одежде, давно не мывшийся и воняющий так что даже в таком состоянии мне стало дурнее чем было.

— О! — Воскликнул толстяк, местный побирушка, как подсказала память, и продолжил: — А сказали, что полудохлая, да я сегодня везунчик — за одну серебрушку целую эльфийку оприходую!

Я широко раскрыл глаза, и вскрикнул:

— Нет!

— Чего ты там лопочешь, дура, давай в койку! — Весело сказал толстяк, закрывая за собой дверь, подхватил меня за шкирку и кинул на кровать, принимаясь развязывать веревку, которая исполняла роль ремня. — Я тебя на пол часа снял, мне хозяйка разрешила, хоть никому своих девушек меньше, чем на час не сдаёт.

Он навалился сверху, а я вдруг понял, что сказал: «Нет» на русском, и решил попробовать повторить на местном:

— Нет!

— Да что ты там опять, я вижу что хочешь, вот так, давай снимай портки.

Он стянул с меня трусы, и тут паника начала набирать обороты, я задёргался, пытаясь вырваться, а он уже начал пристраиваться, как вдруг посмотрел мне в глаза и остановился, испуганно куда то, вглядываясь с открытым ртом.

— Чумная? — Прошептал он, спрашивая то ли меня, то ли себя, а потом закричал: — ЧУМНАЯ! ЧУМНАЯ! ЧУМНАЯ!

Его как ветром сдуло, только дверь осталась болтаться на петлях, а я только слышал, как голоса снизу затихли, а побирушка всё громче кричал: «ЧУМНАЯ! ЧУМНАЯ ЧУМНАЯ!»

«И что он там увидел?» — Думал я, понимая, что встать не смогу.

А чужая память подсказывала что, если уж меня обозвали «Чумная» — ничего хорошего ждать не придется от местных.

Я лежал на холодном каменном полу подвала, свет падал только из зарешеченного окошка на запертой двери, рядом с которой стояло старое воняющее дерьмом ведро.

Когда меня пришли забирать из комнатки, я даже удивился — лица двух здоровых мужиков были наполовину прикрыты импровизированными масками из шарфов, а на руках обнаружились кожаные длинные перчатки. Пока слышал крики толстяка я всё раздумывал — что же он там увидел у меня на лице? Ощупав осторожно всю мордашку — ничего, не нашел, никаких тебе сифилитических шанкров и язв, и даже намёка ни на один прыщик. А вот когда меня осторожно взяв под мышки, не иначе боялись контакта с моей кожей, пронесли рядом с зеркалом я наконец увидел и, кажется, понял, чего испугался этот грёбаный побирушка — белки глаз были ярко желтые. Так же наконец смог рассмотреть свое лицо — худое, бледное, с небольшим вздернутым носиком, тонкими губами, синяками под глазами и светлыми, почти седыми волосами до плеч, которые сейчас представляли из себя жалкое зрелище. Глаза были ярко-фиолетовые, красивые, необычные. Хотя чужая память подсказывала что это скорее норма для эльфов, чем редкость.

Так, а почему у нас могут пожелтеть глаза?

«Желтуха» — сам себе ответил я, пока мою тушку тащили по лестнице вниз, как потом выяснилось — в подвальную камеру.

А почему желтуха появляется?

«Чаще поражение печени, реже крови», — опять проявил я чудеса сообразительности: — «Мда-а-а, дела, инфекция добралась до печени. И сколько мне осталось?»

Было неприятно копаться в чужих воспоминаниях, хоть иногда озарения происходили сами собой — язык, какие-то движения тела, ответы на вопросы, но вот если попытаться вспомнить что-то целенаправленно и конкретно — появлялось ощущение раздвоенности, я как будто переставал быть собой, становился отчасти этой несчастной девушкой. Но в этот раз было важно знать ответ.