Пвел Фром - Семь ступеней в полной темноте

оставила ранку.

- Позже, - тихо сказал Арон, облизнув проколотый палец. - Когда я вернусь. И постарайся

не наследить тут.

Когда он ушел, Сольвейг залезла в кадушку с ногами и сжалась в комочек. Слезы почему-то текли и текли, хотя она не хотела плакать. Вот только было почему-то очень обидно.

Не от чего-то конкретного, а так, вообще. Обидно и все…

Глава 8. Кровь на руках.

Солнце светило в окно, в комнату то и дело заглядывали любопытные птицы, цепляясь за

створки ставней. Теплый ветер порывами обдувал плечи и будоражил кончики крыльев.

Кузнец бренчал посудой где-то внизу. А она сидела и задавала себе вопросы, на которые

не могла найти ответа.

Наконец, он вернулся. Разбавил воду и ни слова не говоря, полил ее плечи из черпака.

Затем голову, спину и ноги… Вода была теплой и приятной. Присев рядом на табурет, он

облил ее голову душистым травяным варом и запустил свои длинные пальцы в ее

спутанные волосы. Она закрыла свои глаза и доверилась его сильным, надежным рукам.

Она чувствовала, как они скользят по ее волосам, как старательно трут ее спину, и плечи.

Как тщательно промывают каждый ее пальчик и коготок. Как мама делала это в детстве.

Так же мягко, и почти любя.

Только вот когда его ладони касались груди, бедер или живота, ощущения были совсем

другие. Он делал это с усилием, чтобы оттереть грязь. Но все же старался не сделать

больно. От этого груди ее наливались соками, а внизу живота разливалось приятное тепло.

То же самое чувство было когда он омыл ее в первый раз. Но тогда не было так

спокойно… И не лень ему было мокрой щеткой вычищать каждое перышко на крыльях, а

потом просушивать их чистыми полотенцами. Это тоже было приятно, и необычно.

Закончив с крыльями, кузнец расправил их вширь, и окатил ее чистое тело остатками

воды. Потом бережно, как ребенка, переставил дочь крылатых королей на чистый пол и

насухо обтер полотенцем. Выплеснув грязную воду в окно, он составил все в угол и

усадил ее к столу.

Когда он вышел в очередной раз, она встала во весь свой рост, и встряхнула влажные

крылья. Растопырив послушные перышки, она сладко потянулась и замерла… Легкий

ветерок продувал ее насквозь, напомнив радость свободного полета. Она представила, что

снова парит в небесах, влекомая восходящими потоками. Не выслеживая врага, не

пикируя с боевым кличем… а просто паря. Наслаждаясь полетом.

Открыв глаза, она вернулась на землю. Кузнец стоял, прислонившись к перилам, задумчиво разглядывая ее со стороны. В руках у него была все та же корзинка и

закопченный котелок с чем-то вкусным. Сольвейг вдруг вспомнила, как сильно хочет

есть. Солнце то уже перевалило за полдень, а ее еще не кормили…

- Твои крылья уже не болят?

- Почти нет. Но я еще не скоро встану на крыло…

- Чистой быть лучше, да?

- Да, - шепнула она. - А когда ты еще помоешь меня?

Он задумался на минуту…

- Когда от тебя снова начнет вонять.

- А если я замараюсь? - оживилась она.

- Я понял к чему ты клонишь. Ладно, если ты хочешь, будем мыться два раза в неделю. А

по вечерам я могу обтирать тебя влажным полотенцем.

- Сегодня тоже полотенце будет? - уточнила она.

- Будет, будет… вздохнул он. - Ты есть собираешься?

Она энергично закивала головой.

- Ну тогда садись, у нас поздний завтрак…

Сегодня кузнец приготовил густую мясную похлебку. Она была очень горячей, но на вкус

просто изумительной! Есть ее ложкой было так непривычно, но почему -то весело. Когда

она наелась, осталось еще больше половины котелка. И она обязательно доест все потом.

С кузнецом… или без него. Чувствовать себя чистой и сытой было необычайно приятно.

Она довольно раскинулась на софе, вдыхая запах свежего белья и еще влажных волос. Но

чего-то все же не хватало… Она поднялась на локте и уперлась взглядом в кузнеца. Он

сидел в своем кресле, сложив босые ноги на край стола и смотрел в окно.

- Как твоя рука, кузнец? - прошептала она.

- Почти не болит… затянется к утру, - задумчиво ответил он.

- Ты злишься на меня?

- Нет, не злюсь…

- Почему? Я ведь поранила тебя.

- Это не первая рана в моей жизни и далеко не последняя. - Он усмехнулся, глядя на нее.

- Тогда побудь со мной, - она подвинулась, уступая ему место на софе. - Ты теплый, и

мягкий — это приятно.

- Что? - он покачал головой. - На сегодня ранений хватит. В другой раз, возможно.

- Тебе еще больно…

- Больно, - согласился он и снова взглянул на небо. - Мой отец всегда говорил, что боль —

это часть жизни. Хочешь ты того или нет. Отвернись от нее, и она уйдет.

- Хаук тоже так говорил… пока я не подрезала ему крылья. Он меня никогда не простит…

- Да уж… Хаук оставил тебе письмо, - вспомнил кузнец. - Но не думаю, что там много

хорошего.

- Где оно? - подскочила она.

Через минуту он вернулся с куском бересты в руке и протянул ей.

— Вот оно.

Схватив письмо, она бегло прочитала первую часть и глянула на кузнеца. Потом, уже

более вдумчиво она прочитала написанное ниже. Выронив записку, она упала на спину и

закрыла руками лицо. Она лежала так несколько минут, пока Арон, наконец, не спросил:

- Что там?

Она убрала руки от лица и медленно села.

- Они отказались от меня….

- Кто они?

- Мои родители… Нас осталось совсем мало, и отец хочет мира с людьми. Он запретил

нападать на людей, но я ослушалась. Тогда он объявил, что убьет меня, если я ослушаюсь

его еще раз. И я ослушалась…

- Ага, - кузнец кивнул. - Что же было потом?

Она посмотрела на него прохладно, думая стоит ли продолжать…

- Мы скрестили клинки. Я ранила его и готова была убить, но мать закрыла его собой… Я

не смогла поднять на нее руки… и улетела.

- Даже так... – Он приподнял бровь. – Ты подняла руку на родного отца?

- Да. К том уже он мой король.

- И, они искали тебя?

- Нет… никто не отважился меня преследовать. Даже моя боевая подруга, с которой мы

бок о бок рвали чужие глотки. Она отвернулась от меня. Все знали, чем это кончится. Они

просто изгнали меня… заочно.

- И как давно это было?

- Уже, наверное, третий год… я не помню. Сначала я упивалась свободой. Грабила

караваны, разоряла села… Потом, когда стало нечего разорять, скиталась по свету, обретаясь там, где шла война. А когда войны кончились, поняла, что осталась совсем

одна…

- Хм… хорошего мало. Не удивительно, что я принял тебя за гарпию.

- Да, в общем, я и опустилась до них. Разве что падаль не ела, и не бросалась дерьмом.

Она вздохнула так тяжело, словно на плечи ее опустилось небо.

- А теперь, мои старшие сестры жаждут меня наказать.

- И что ты намерена сделать? - ровно спросил кузнец.

- Я виновата, признаю. Но себя я убить не дам… Если сестры не отступятся, придется их