Оксана Головина - Тьма и пламя [= Сердце Томарина (с 18-ой по 30-ю главу) + Танец огня)] [litres]

– Верно… – Кристиан стал еще бледнее, но через силу улыбнулся, так и не выпуская ее руки. – Мои воспоминания не отпускают меня уже много лет. И так же свежи в памяти, будто все случилось вчера. Сколько раз я просил богов о забвении, Трин! Как бы я хотел стереть свою память! Но понимаю, что это непростительная слабость.

– Что же ты так желаешь забыть? – спросила она с тревогой, отвлекаясь от того, что беспокоило саму.

– Мне было тринадцать в ту пору, – решился заговорить Кристиан.

– И война с вердианцами была в самом разгаре?

– Верно, – устало кивнул он. – Харланд – приграничная земля. И уже долгое время он находился в осаде. Отец был серьезно ранен и не мог в полную силу противостоять врагу. Их оказалось слишком много. Вердианцы – стихийники огня. И Харланд полыхал. Горел. Задыхался в черном дыму, который закрывал солнце, превращая день в сумерки. Замок пал. Мать…

Кристиан умолк, но казалось, что не заметил этого, продолжая говорить мысленно. Черные узоры поднимались на коже из-за воротника рубашки, выдавая его чувства.

– Мать… С нею в замке оставались женщины и дети. Мать сражалась до последнего. Она была храбра. Отчаянна. Порой даже слишком. Отец всегда говорил, что еще не родился тот, кто сможет одолеть ее в бою. Но он ошибся… Сам отец погиб на моих глазах. Закрыл собой меня. Я смотрел в глаза его убийце. Смотрел, и меня захлестнула такая ярость и ненависть! Мне казалось в тот миг, что тьма поглотит меня изнутри. Она заволокла все сознание. Ослепила. Оглушила. Лишила всех чувств, оставляя только звериное желание убить. Уничтожить. Разорвать. В тот день моя сила проснулась в полной мере. Это был сильнейший всплеск, который я когда-либо ощущал. Я убивал его. И вновь поднимал. И вновь убивал… И вновь… И все мне было мало… Не мог контролировать силу и поднял всех на поле боя. Включая собственного отца. Все эти души, глядевшие на меня через погасшие глаза. Они были повсюду… Деверукс и его люди прибыли в Харланд только спустя трое суток. Тогда дед и нашел меня в поле. После тех событий я не разговаривал несколько лет. Немного прийти в себя помогла Зорик. Да…

Видя удивление Трин, Кристиан кивнул.

– Зорик – воспитанница Деверукса. Для меня она как сестра. Хоть и не по крови. Ей пришлось изрядно повозиться со мной. Но результат… Это то, что ты видишь перед собой, Трин. Война окончена. Прошли годы. Но не проходит и ночи, чтобы мне не снился тот бой и случившееся после него. И я знаю, что должен помнить. Должен помнить, какой ценой я жив. Но порой становлюсь жалок и мечтаю забыться. Если потеря твоей памяти связана с мороком, я могу понять наложившего это заклинание. Если, конечно, с помощью запечатывания воспоминаний не пытались скрыть нечто иное.

Оглушенная его словами, Трин не могла подобрать слов, чтоб ответить. Собственные проблемы показались ничтожными. Лицо горело от переполнявших эмоций, а глаза наполнились слезами. Нет. Она не посмеет плакать. Не посмеет добавлять ему…

– Я поделился с тобой вовсе не для того, чтобы ты меня жалела, Трин, – смог улыбнуться Кристиан, завладев ее второй рукой. Ее ладони были горячими. На них золотом проступили руны, и некромант повторил узор, рисуя его большим пальцем. – Я помогу тебе всем, чем смогу. Просто не смей отчаиваться. Выше нос. Ну же…

Он улыбнулся. Так открыто, по-мальчишески, будто и не раскрыл раненую душу минуту назад. Шмыгнув носом, Трин приподняла дрожащий подбородок выше, как Кристиан и требовал.

– Еще выше, – поддразнил он. – Ты невеста самого ректора Арда. Он невероятно храбр и слишком красив. Так будь же горда этой честью.

– Ты забыл упомянуть о невероятной самоуверенности, – добавила Трин, задирая подбородок еще выше, и теперь сама еле сдерживала ответную улыбку.

– Это лишь одна из граней моего чудесного характера. А теперь изволь доесть обед, пока он окончательно не остыл. Иначе я не смогу спокойно оставить тебя и заняться Улхаром.

Яр прислонился спиной к прохладной стене, сложив руки на груди, и пытался обдумать услышанное. Стоя у приоткрытого окна, он прекрасно мог слышать разговор, оставаясь скрытым густой листвой дерева от сидевших за столом. Война… Сколько душ она искалечила? Скольких оставила сиротами? Сколько их таких – израненных? У каждого свои пожары за спиной, свои потери и пролитые слезы. Яр прекрасно понимал некроманта. И оттого хмурился сильнее, проникнувшись его речами.

Трин… Он не ошибся, хвала богам. Это действительно была она. И действительно утратила память. Поэтому не смогла узнать его. Синхелм велел навести морок, когда забрал ее? Хотел сделать покорной игрушкой? Вынудить забыть все, что было в прошлом?

Яр сильнее прижался к стене, когда дверь неподалеку открылась и на крыльцо вышли Трин и Рэйван. Пришлось дождаться, пока отойдут подальше, и лишь потом последовать за ними. Некромант обмолвился, что собирается навестить Улхара. Что-то сегодня сам уж больно походил на мертвеца. И еле на ногах держался. Непонятное беспокойство заставило томаринца тихо выругаться. Чего ему переживать за этого наглеца? Возомнил себя подходящей парой для Трин? А она? Что нашла в нем?

– Что этот сын Смерти себе позволяет? – Яр едва не вышел на дорогу из тени раскидистого дерева, укрывавшего его, когда Рэйвану вздумалось поцеловать Трин. – Кто давал ему права касаться ее? Проклятье… Что он делает?

Все оттого, что нет рядом ни матери, ни отца. Трин выросла. Стала привлекательной девушкой.

– Слишком привлекательной…

Дом управляющего, наверное, был единственным, обнесенным высокой каменной оградой. Все остальные строения не имели таковой, разделенные между собой лишь самой природой. Где ручьем, где аллеей, где простыми цветущими зарослями.

– Дождись меня, – велел Кристиан Виру, когда поднялся, приглашенный охраной, на широкое крыльцо дома.

– Да, господин. – Воин смотрел ему вслед, пока некромант не скрылся за двустворчатыми дверьми, украшенными искусной резьбой.

Сад перед домом был прекрасен и притягивал взгляд. Как и садившееся солнце над кронами деревьев, шелестевших темной листвой. Стук копыт отвлек Вира, и он повернулся, наблюдая за тем, как во двор въезжал уже знакомый экипаж. Вы только гляньте, недавняя пьяница пожаловала!

Подбежавший слуга подал руку хозяйской дочери, помогая спуститься со ступеньки. Придерживая платье, Макэль нервным жестом велела мужчине отойти в сторону и не загораживать обзор. Глянула на крыльцо, и ее вполне симпатичное лицо исказила презрительная гримаса.

– Ты! – ткнула она пальцем, указывая на Вира, опершегося на кованые перила. – Кто посмел впустить сюда этого человека?

Макэль с возмущением оглянулась.