Оксана Головина - Тьма и пламя [= Сердце Томарина (с 18-ой по 30-ю главу) + Танец огня)] [litres]

«Доброе», – мысленно согласился с ним Лейтон. Он смотрел Кристиану вслед, пока тот поднимался по лестнице. Мальчишка… Додумается обработать рану или обратиться к целителю? Пенял ему за то, что Трин будет переживать. А сам что? Своих же слов не слышал?

Добираясь до части замка, где располагались личные комнаты преподавателей, Кристиан задержался перед нужной ему дверью. Спит ведь? И как пить дать начнет отчитывать. Ну что ж… Обреченно вздохнув, он тихо постучал. Ждать пришлось недолго. Зорик не стала даже спрашивать, кого принесло в ночной час. Распахнула дверь, окинула гостя беглым взглядом и сердито велела заходить.

– Во что ты опять ввязался? – возмутилась она, жестом указывая Кристиану на кресло. – Садись немедленно.

– Простая заноза, – попытался оправдаться Рэйван, тяжело опускаясь в предложенное кресло.

– Боги… – Зорик нахмурилась, глядя на алое пятно, украшавшее явно чужую рубашку. – Где ты взял эту одежду? Кто тебя ранил? Что случилось? От тебя разит тьмой… Чужой тьмой.

– Это рубашка капитана стражей. Он расследует дело о покушении на Найрока. Можешь просто немного… Я не хочу идти с этим к Серласу. Целитель слишком любопытен.

– А я – нет? – поджала губы Зорик. – Расстегивай рубашку.

Он послушался, открывая взгляду сестры пропитанную кровью повязку.

– Зла не хватает, – прошептала она, становясь рядом с Кристианом у кресла.

– Тебе и не должно его хватать. Ты инрэйг.

– И с верой в это ты шел сюда, Крис? – вздохнула Зорик.

– Несомненно… – Кристиан ощутил покалывание и нараставшее тепло в плече, когда сестра зашептала заклинание, положив на него ладонь.

Пальцы с нежностью коснулись и скулы, где остался порез от шипа. Кожу стянуло, запекло, вызывая желание тряхнуть головой. Но Кристиан терпел, позволяя исцелять его.

– Отдыхай, – велела Зорик. – Закрой глаза и дыши спокойно. Скоро полегчает.

– Не смей тратить больше, чем необходимо, – не поддался ее словам некромант. – Достаточно будет…

– Я сама решу, когда будет достаточно, дорогой братец! – опасно понизился голос Зорик. – Так что там с расследованием?

– Для Найрока больше нет угрозы, – уклончиво ответил Кристиан.

– А для тебя все еще есть, – пригрозила она, склоняясь к нему ниже. – Все еще есть.

– Женщина, покушавшаяся на студента, была убита этой ночью. Она мстила за своего сына, осужденного и казненного по обвинению Лоруса Найрока.

– Она ранила тебя? – Зорик ласково взъерошила его волосы.

Всегда так делала, сколько Кристиан помнил. Но сейчас не было желания ворчать или уворачиваться от этой ласки.

– Ее слова били больней, – вздохнул он. – Но главное, мальчишка в безопасности.

– Я хочу, чтобы и ты был в безопасности. Ты слаб. И вновь так рискуешь. Пора это забыть.

– Забыть что? – с удивлением посмотрел на нее Кристиан.

– Что тебе больше не для кого жить. Сейчас ведь все иначе? И тебе придется объясняться уже не мне. Не хотела бы я оказаться на твоем месте, – предупреждающе проговорила Зорик, потрепав его по небритой щеке, как ребенка.

Сон не шел к нему. Приведя себя наконец в порядок, Кристиан тряхнул головой, убирая с глаз влажные после душа пряди волос. Он надел чистую рубашку, застегивать не стал, пошевелил плечами, проверяя ощущения. Боль практически исчезла, и затянувшаяся рана доставляла лишь некоторый дискомфорт. Зорик не послушалась, истратила слишком много. Но выбраться из ее цепких рук было делом невозможным. Не отпустила, пока не «спасла». На скуле все же остался тонкий шрам от пореза.

Кристиан остановился у окна. Спрятав руки в карманы брюк, он смотрел на ночной двор. Тихо. Безмятежно. Только мысли метались, не давая покоя. Теперь ему есть ради кого жить. Так сказала Зорик? Теперь есть тот, благодаря кому хочется устоять на краю. Есть свет и есть тепло. Холод и мрак отступали. Втягивали свои когти. Прекращали терзать его душу, стоило подумать о той, что находилась где-то в другом конце замка. Спит? Наверняка нет. Ему хотелось, чтобы не спала. Чтобы хотела увидеть его так же сильно, как и он ее.

Медальон на груди Кристиана блеснул металлом в свете яркой луны. Он поднял руку и коснулся артефакта. Несколько печатей проявилось на полу, приходя в движение. Еще мгновение – и знакомый силуэт возник в их свечении, походя на призрак. Темные потоки волос покрывали плечи и спину, контрастируя с белоснежной ночной сорочкой. Трин была возмущена, руны проступили на руках, которые Кристиан придержал за запястья, ощущая, насколько они горячи. Тьма и пламя – странный союз. Но сейчас не хотелось рассуждать об этом.

– Ты… – Ее дыхание участилось.

– Я. – Улыбка тронула его губы.

Злилась. И оттого выглядела еще желанней. Пусть злится. Он не хотел видеть ее слез. Никогда. И никогда не хотел быть причиной их.

– Ты снова пострадал? – Трин приподнялась на цыпочки, пытаясь ближе увидеть его лицо.

– Скорее моя рубашка.

Кристиан коснулся ее губ легким поцелуем.

– Еще и шутишь?

– Я устал быть серьезным, Спичка.

Ладони Рэйвана скользнули по ее рукам вверх, опускаясь на плечи.

– Ты ведь не с управляющим подрался?

– Нет, – усмехнулся он. – Просто споткнулся. В городе темно. Дороги толком не видать. Нужно будет написать королю, чтобы сместил с должности Улхара, раз не может развесить фонари.

Трин поджала губы, которые ему вновь захотелось поцеловать. Хотелось касаться ее. Ощутить нежность кожи под пальцами и прохладу шелковых волос.

– Останешься, – тихо произнес Рэйван.

Вопрос или требование? Была ли разница? Сердце Трин учащенно забилось.

– Останусь. – Она произнесла вслух? Или мысленно?

Теперь она стояла перед ним, пытаясь скрыть смущение. В теплых отблесках свечей и горевшего камина казалась нереальной. Прекрасной… Кристиан склонил к ней голову и взял девушку за подбородок. Поцеловал, едва касаясь и будто проверяя, не собралась ли бежать прочь.

Словно читая его мысли, Трин рискнула обнять Кристиана за шею. Волосы его все еще были влажными. От него пахло так знакомо. А тепло тела обволакивало, кружило голову. Теперь сама прижалась к его губам, тем самым подтверждая молчаливое согласие. Вместо печати… Так сказал он когда-то.

Кристиан ответил, и на этот раз поцелуй был далеко не нежным, а зовущим, требовательным. И он никак не мог насытиться им. Всплеск силы, вызванный новыми, неизвестными чувствами, хлынул по венам, наполняя Трин до кончиков пальцев. Свечи вспыхнули ярче. И стихия принялась рисовать золотом по ее телу, выводя замысловатый рисунок. Превращала волосы стихийницы в огненные потоки. Кристиан окунул руки в сверкавшие пряди, рассыпавшиеся по спине Трин. Она горела солнцем в его объятиях и согревала своим светом, не причиняя боли.