Серг Усов - Герцог ре,Сфорц [АТ]

— Пошли в старую мастерскую, — позвал он за собой Трашпа.

Книгопечатный станок Иоганна Гутенберга, Олег видел, однажды, на рисунке в интернете. Примерный принцип его устройства он знал.

О печатанье книг он задумался ещё в те времена, когда, будучи бароном, узнал, что на территории его баронств есть богатые залежи свинцовых руд.

Вот только, он тогда не представлял, для чего свинец ему может понадобиться.

В детстве, с другими пацанами, они часто искали старые выброшенные аккумуляторы, чтобы извлекать из них свинцовые пластины, которые плавили на костре в обычных больших жестяных банках. И выливали различные формы, от медалей до свинчаток и кастетов.

Босяцкое детство в рабочих кварталах, до появления доступного всем интернета, наложило свой отпечаток.

Ещё он знал про то, что водопровод, построенный в Древнем Риме, был сделан из свинцовых труб. Но тут он, к счастью, вовремя вспомнил о ядовитости свинца и что здоровью тех же римлян, он сильно вредил.

Тогда же он вспомнил и о том, что из свинца делались буквы для набора текстов, при печатанье книг.

Вернее, сначала буквы гравировались на концах металлических прутов в зеркальном виде, затем этими прутами выдавливались формы в медных пластинах, и уж потом, в эти формы заливался свинец.

Как эту заливку сделать правильной, прорезать стоки для лишнего свинца, в этом Олег с самого своего детства был професьон де фуа.

Но организации им книгопечатанья препятствовало сначало отсутствие в этом мире бумаги, наверное, по причине отсутствия в этом мире китайцев, способных эту штуку придумать, ну, тут он сам заменил китайцев, а затем — низкое качество его бумаги, её хрупкость.

Этот недостаток, пока, к его огромному сожалению, так и не удалось полностью устранить. Поэтому, его книгопечатанье, будет условно книжным.

Но кое-каких успехов Рингу и его алхимической компании добиться удалось.

Теперь можно было делать хотя бы тетради, пусть и не толстые, листов на десять — пятнадцать, если, конечно, листы склеивать, а не сшивать.

Зато печатать информационные листки, что-то, вроде газет, вполне уже настала пора.

— Вот тут, на потолке, надо будет приспособить большую балку. Видишь? К ней и к полу прикрепим рычажный пресс, — он указательным пальцем показал места для установки печатного станка.

— А на что пресс этот будет опускаться, — задал вопрос Трашп.

— Молодец, правильно мыслишь, — Олег встал на то место, куда должна была опускаться плита пресса, — Здесь я тебе сделаю идеально ровный стол. Вернее даже, это тоже будет плита. Из магического мрамора.

Когда-то Олег прочитал, что очень много времени Иоганн Гутенберг потратил на изготовление и установку стола под наборные доски. Стол должен был быть не просто массивным и крепким, а ещё и идеально гладким и ровным.

Но это у старика Гутенберга были проблемы, у него магии не было. Для герцога ре, Сфорца таких проблем не существовало.

— Господин, а…, я могу узнать..

— Не можешь, а должен. Мы тут с тобой сделаем чудо-машину, которая будет сеять разумное, доброе, вечное. Никакого импрессионизма и порнографии.

В общих чертах Олег объяснил идею с печатаньем листов, а, в дальнейшем, и книг.

Судя по загоревшимся глазам Трашпа, идею он уловил, и она его вдохновила.

Гортензию с Карой он застал за спором о сюжете Короля Лира. Они уже записали его весь на листки, сейчас разбросанные по всему рабочему столу директора школы.

— Олег, а с чего, вдруг, ему вообще пришла в голову мысль разделить своё королевство? — задала Кара вопрос, видимо, мучивший обоих.

— Дурак потому что был, — пожал плечами Олег. Он ведь не Уильям Шекспир, чтобы это знать, — Да, Кара, чуть не забыл. Ты тут одного шалопая выгнала из школы с позором. Так ты его возьми назад. Под мою ответственность. Ладно?

— Хорошо, — согласилась директор школы, — Мы про ненаследного баронета Одюза Фонтера сейчас говорим? И, как я понимаю, попросила тебя не сама Пиима, она бы до тебя вряд ли добралась, а и добралась бы, вряд ли тебя уговорила. Это работа болтушки Веды?

— Жалко вдову, — ушёл от ответа Олег, — Одна, и хозяйство ведёт, и двоих сыновей с дочерью воспитывает.

Племянница не хуже своей тётки знала Олега, чтобы понять ответ на свой вопрос.

— Не хозяйством и воспитанием она занимается, а всякой чепухой, вместе с Ведой, — сказала она, — Ты бы баронессу Ленер занял чем-нибудь.

— Это что-то меняет насчёт того, что Я тебя попросил?

— Нет, конечно же, — удивилась Кара, — Я сегодня же пошлю посыльного в особняк Фонтеров.

Кара была справедливой, по отношению к своим ученикам, только в вопросах их наказания. Тут она не делала различий между благородными и простолюдинами — что заслужил, то и получи. А вот в вопросах исключения из школы, она никакого равенства не признавала, исходя из того, что отчислить простолюдина, это сломать ребёнку судьбу, а отчислить благородного, это лишь отправить его реализовываться в другой сфере деятельности.

Поэтому, отчисляла из школы она только благородных. Правда, справедливости ради, Одюз Фонтер был лишь третьим отчисленным ею учеником.

За что и при каких обстоятельствах произошло это отчисление, Олегу было не интересно.

Ещё склянку поотбивавшись от вопросов Гортензии и Кары, он, забрав магиню с собой вышел из школы.

На улице прямо возле выхода из здания, потупившись, стояла девочка, что-то державшая за спиной. Когда она подняла голову, Олег опять увидел большие глаза, глядящие на него с фанатизмом, и узнал ту, что играла на сцене его дворца Джульетту.

— Я это специально для вас, — она протянула ему вышитый узорами кусок ткани.

— Девочка, — сказала Гортензия, — Иди в класс, а то хватятся тебя и накажут.

— Я сегодня дежурю, — пролепетала та.

Видимо, налёт смелости прошёл, и теперь она опять стояла опустив голову и побледнев. Но руку с платком, всё так же держала вытянув перед собой.

Олег не знал, стоит ли ему его брать, но поймав яростный взгляд Гортензии, взял.

— Спасибо. Очень трогательно. Я тебя помню по спектаклю. Очень хорошо сыграла. Молодец.

Олег постарался быть, как можно более равнодушен. Своему правилу, что, если сам не готов любить, то не надо и влюблять, он следовал неуклонно.

— Не веди себя так, пожалуйста, Олег, — сказала Гортензия, когда они ехали уже в карете, — Она же не виновата, что влюбилась в тебя. Девочка ещё молодая и глупая. Поверь, с годами поумнеет, и это у неё пройдёт.

Поёрзав на кресле, Олег перевёл разговор с не нравящейся ему темы.

— Хорошо. Я тебя услышал, — сказал он, — А что ты, всё же, думаешь, насчёт моей идеи с судами? Ну, то, что я тебе на прошлой декаде рассказывал.

— Мне в ней понравилось всё. Кроме твоего прежнего решения.