Екатерина Горина - Морок [СИ]

Первой выпала трефовая десятка, лепестки треф, плотно стоящие на поле карты, соприкасались друг с другом, напоминая узором, решетку тюрьмы, в то же время сами трефы напоминали знак, вышитый на королевской мантии.

— Королевская тюрьма, — сам себе удивляясь, трактовал Иннокентий.

На десятку треф легла чёрная, как предательство, девятка пик, и Иннокентий тут же вспомнил о том, что случилось в небольшой комнатке. Миролюб обвинял его в чём-то совершенно непонятном, он был так взбешён, что его пришлось увести. Куда только увести? Это он, Иннокентий, упустил, было не до того: шею саднило, болел нос, да и вообще, он только-только пришёл в себя после путешествия в изнанку…

— Королевская же тюрьма! — воскликнул Иннокентий, поверив тому, что ему то ли показали карты, то ли показалось само по себе, и поспешил в строгие казармы.

Пройдя почти полпути, Иннокентий опомнился: карты, ведь они так и остались лежать прямо там на столе. Да и что с того, что какие-то карты на столе, тем более они не принадлежали Иннокентию, но какой-то внутренний зуд, похожий на тот, как когда укусит комар в пятку, которую никак не почесать, заставил вернуться за чудесными картинками.

Иннокентий заметался, вроде и к другу надо спешить, чувствовалась какая-то тревога за него, а с другой стороны, тревога вставала в душе и из-за карт, а вдруг кто себе приберёт…

Ну и пусть бы прибрал, что ему, Иннокентию, до этих карт, ведь, если он их себе возьмёт, это выйдет воровство, у такой колоды точно хозяин есть. Но что значит «пусть бы прибрал», нет уж, лучше всего будет, если сам Иннокентий карты приберёт, а как объявится их владелец, так он ему сразу карты и отдаст. Вот честно, только спросят Иннокентия, мол, карт не видал, так Иннокентий сразу и отдаст. Ну, честное слово. А как же Миролюб? Ведь друг в тюрьме! А! Сам виноват… Нечего было руки распускать…

Юноша заспешил с полдороги в комнату с заветным столиком. И… за столиком сидела и уже вовсю наслаждалась картами толстуха. Заслышав шаги по комнате, она быстро сгребла расклад и спрятала его за спину.

— А что ты там держишь, за спиной? — не стараясь скрыть беспокойство, поспешил спросить Иннокентий.

— А что? — мерзко спросила тётка.

— Ну покажи! — крикливо приказал юноша.

— Ага! Тебе какое дело! — в том же тоне взвизгнула толстуха.

Иннокентий уверенно подошел к ней, схватил, заломал руку, которую та держала сзади, и вырвал желанную добычу.

— Отдай, — плаксиво просила толстуха, следуя за ним.

Иннокентий развернулся и ударил её по лицу. Толстуха отстала. Иннокентий поспешил выйти вон из комнаты. Некоторое время он блуждал по коридору в поисках той самой маленькой неприметной дверцы, ведущей в таинственную комнатку, однако вскоре наткнулся на флейтиста, который был против обычного взволнован, глубоко дышал, будто только что ушёл от погони.

— Скорее, надо поспешить, — возбуждённо зашипел он, завидев Иннокентия. — Королевство осталось без королевы. Ведь будет бунт, нельзя, чтобы об этом узнали! Где, где ваш друг! У нас все готово к коронации. Ах, что будет, если мы его не найдём?!

— К коронации? Моего друга? Миролюба? — переспросил Иннокентий.

— Ну, конечно! Вы же знаете, что он любезно согласился, ведь королевы больше нет. В общем-то, если бы он не согласился, королева бы жила, — флейтист схватился обеими руками за свои роскошные чёрные волосы, лицо его сейчас, в минуту отчаяния, было особенно бледно и прекрасно. — Что же делать? Что же делать?

Иннокентий сжал сильнее в руке колоду карт, вспомнив ту страшную и чёрную девятку пик, символ предательства, и обида, словно змея, обвила своим гадким липким холодом сердце юноши.

— Да ведь он совсем не понимает, что схватил, — всхлипывала толстуха. — Ведь это уметь надо.

Лея утешала её.

— Так ты же можешь, иди и отбери.

— Я пыталась, он… он меня оттолкнул, — продолжила причитать толстуха.

— Это он старуху толстую оттолкнул, а тебя-то он оттолкнуть не может, ты ж всё можешь, ну, стань стеной перед ним, заморочь…

— Не могу, — жалко улыбнулась толстуха.

— То есть как это не можешь? Ты ж Морок? Или я совсем перестала что-то понимать?

— Могу… Но не хочу, — отвернулась толстуха. — Не хочу и всё! Пусть сам!

— Точно не можешь, — усмехнулась Лея. — Эх ты! А я думала…

— Ну, вот бывает. Тут не могу, — согласилась толстуха. — Понимаешь, вот ведь какое дело. Я сам-то ничего и не делаю. Не будь человека, не будет и Морока. Морок — это что? Это, чего человеку не достает. Вот не хватает человеку золота, тут я и появляюсь, в голову лезу мыслями, в уши затекаю историями про богатеев, в глаза сверкаю отблесками камней самоцветных, в руках жилы тяну, ноги выкручиваю…

— О, как, — удивилась Лея.

— Да, в общем, вот так. Я появляюсь вместе с желанием человека. Появляюсь, когда человек думает, что ему чего-то не хватает. Ты себе и представить не можешь, насколько малò зерно морока в человеке, и каким великим оно станет, если о нём позаботиться. Вот меньше песчинки морок в голове сидит, а стоит поверить, что в мире что-то не так, так эта песчинка из головы будто выпрыгнет и горой на пути встанет.

— А, если зерно это из головы выпрыгнет, то ведь можно как-то сделать, чтобы оно туда обратно не запрыгивало? — заинтересовалась Лея.

— В том-то и дело, что никуда никто не выпрыгивает, — вздохнула толстуха. — Зернышко в уме-то у каждого и сидит, а случись надобность, так перед глазами картины являет, а человек глуп, он думает, что то, что видит или слышит, оно всё само по себе существует, и начинает к этому тянуться, думает, вот ещё чуть-чуть — и достану. А как достанешь, если это всё — одна иллюзия? Вот воду попробуй-ка схватить? Что? То-то! Так и тут, всю жизнь глупый человек тянется, тянется, а схватить не может. А от этого ещё больше хочет получить. Того только не понимает, что само-то желание в нём сидит, а не снаружи. Что то, что он хочет, это не то, что он видит. А всё наоборот, что он хочет, то и видит.

— Брр, — затрясла головой Лея. — Как это, я запуталась.

— Да просто. Вот ты видишь украшение, — зевнула толстуха, вертя перед носом девушки роскошным кольцом. — Вот ты на него смотришь и думаешь, что хочешь кольцо. А как только оно у тебя окажется, ты сразу перехочешь его. Так ведь?

— Ну, а как? — переспросила Лея, не сводя глаз с сверкающего камушка.

— А так, что, если бы ты не хотела украшений, я б перед носом у тебя им и не водил бы, — рассмеялась толстуха. — Ты сначала хочешь, потом я тебе это показываю. Пока не захочешь, не смогу показать. А как перехочешь, так и всё.

— То есть, если я вот сейчас перехочу, ты ни за что явить камень в кольце не сможешь? — уточнила Лея.

Толстуха кивнула.

— Ну, так я перехотела! — уверенно сказала девушка.