Екатерина Горина - Морок [СИ]

Старушка села рядом с Иннокентием, обняла его, как маленького, и стала из ложечки поить своим колдовским зельем. Нельзя сказать, чтобы снадобье было вкусным или невкусным, но такое приятное тепло растекалось по всем закоулкам тела от него, и тепло это будило в памяти самые приятные моменты жизни.

Иннокентий как будто и захмелел от добра, тепла и ласки. Захорошело на душе от того, что вот он нашел свою семью, и рядом с ним его бабка. Долго он скитался с Казимиром, давно манила его жизнь, полная странствий и приключений, а вот тут, под бабьим подолом, раскис он и размяк. И никуда ему больше не хотелось. Хотелось только слушать старухины сказки.

— Спи, милый. Силы восстанови. Я тебе все попозже доскажу.

Засыпая, Иннокентий увидел только черные крылья совы, распластанные над ним, утыканные частыми звездами.

Казимир кряхтя прошлепал по узкому темному коридору и толкнул железную дверь перед собой.

Она со скрипом поддалась его натиску, пропустив в широкую душную комнату. Остановившись и переждав немного, когда перестанет кружится голова от сладкого запаха крови, ударившего в нос, старик прислушался и тихим голосом позвал:

— Иннокентий! Кеша! Эй!

В углу в темноте что-то заерзало и Казимир медленно и бесшумно заскользил на звук. Однако, звук переместился и слышался уже позади.

— Тьфу ты, крысы! Иннокентий! — громче позвал Казимир.

— С. ка, сам ты крыса! — отозвались в углу.

Казимир задумался, пригнулся и на всякий случай прикрыл засаднивший снова затылок рукой.

— Ты не Иннокентий, — сказал он уверенно через несколько минут.

— Логично, — процедил сквозь зубы его собеседник.

— А Иннокентий где?

— Сам-то догадаешься?

— Не ссы, малец, я тебя выведу отсюда, только Иннокентия найду.

— Ты совсем, Казимир? Ты его отсюда каждые три дня выводить будешь? У тебя какое-то специальное задание теперь? Ты скажи, я пойму, не дурак ведь. Давай хоть каждый день его отсюда выводить, можешь даже бабу мою с баяном под это дело подрядить. Ты выводишь, она на баяне жарит, я, так и быть, в бубен постучу.

— Георгий?! Ты?! — растерянно спросил Казимир.

— Пока болтаю, значит я, а не труп мой холодный, — съязвил корчмарь. — Но если меня так и дальше каждый по башке тюкать будет, то мне тут с вами недолго осталось.

— Дела-а, — протянул Казимир.

— Развязывай, придурок, потом каркать будешь, — скомандовал его приятель. — Ты мне еще за стёкла выбитые ответишь, гад.

— Слушай, а стекла и правда побил? — больше и больше удивлялся Казимир. — Я-то думал, что сон мне приснился, будто я их камнем сносил. Дела-а.

— Ты сюда «делакать» пришел?

— Не-не, я по делу, только сам не помню, по какому. Я, вроде, мальца вызволить хотел, а вроде и злой на него, почему только, не помню. Георгий, ты меня прости за стекла, неудобно вышло-то как, — растерянно лепетал Казимир. — Ведь как так вышло-то, мы ж с тобой стекла вместе ставили, я сам их и прилаживал, да всегда любовался, когда мимо проходил. Ты уж меня прости, что-то неладное со мной было, что-нибудь съел да выпил не то, прости, друг. Пойду я, Георгий.

И Казимир спешно зашлепал наверх к двери, ведущей из погреба в гостиные.

— Ка-зи-миррр! — гневным визгом разразился из своего угла корчмарь. — Развяжи меня, сволочь!

— А кто ж тебя связал-то? Это ж твой подвал ведь, Георгий. Дела-а.

— Я убью тебя сейчас, сволочь, только развяжи!

Через несколько минут возни в темноте подвала и взаимной ругани, приятели сидели на верху в корчме, прихлебывая горячие щи. Оба были изрядно побиты и помяты, оба были не выспавшимися, грязными и вонючими. Но оба уже вовсю хохотали, рассказывая друг другу истории последних дней.

— Погоди, значит после того, как я выбил тебе стекла, я еще и улепетывал от тебя, как мальчишка, — смеялся Казимир, поражаясь собственной прыти.

— Да, бежал так, только пятки сверкали, я сзади еле поспевал, а потом — за корягу и полетел ты. Я за грудки хватаю, за что, говорю, ты стекла-то бил, придурок, а ты лежишь улыбаешься. По щекам слезы текут, мамку зовешь, жалобно так, я тебя пнул с досады да по своим делам пошел. Нет, сначала пытался тащить за собой. Страшновато как-то было, не по себе, лежит мужик с бородой, плачет. Так за руку тебя рванул да потащил, только у тебя рука хрустнула…

— Я, видать, башкой сильно треснулся тогда, — заключил Казимир. — До сих пор затылок саднит.

— Э-э нет, приятель, затылок у тебя не от того болит. Затылок это я тебе выровнял. Ты ж мало того, что стекла побил. Ты потом сюда пришел в подвал дверь ломать. Освободитель чертов. Ты ж людей из подвала пришел освобождать. Как тать прокрался. Хорошо, что я в подвале на тот момент оказался. Смотрю: дела чудные творятся. Ходит этак Казимир по погребу впотьмах, да не просто ноги ставит, а кабыть с доски на доску или с камня на камень перепрыгивает. Перепрыгнет и оглядывается. «Ну, дела-а…» — думаю. А сам в оба смотрю. А ты скачешь, скачешь, а потом замер да как ляпнешь: «- Ну раз ничего, так и бояться нечего. Что это я вдруг? Когда насколько глаз хватает, кроме меня никого нет, кого ж мне бояться-то?» Я это очень хорошо запомнил, мне как-то не по себе в тот момент стало. Чегой-то никого нет. А я, а маги рядом, которых ты освобождать-то прискакал, король лягушачий? Подошел я тихонько и тюкнул тебя. Не со зла. Просто, чтоб ты отдохнул.

Казимир напряженно слушал рассказ корчмаря, что-то время от времени вспоминалось ему. Корчмарь рассказывал, как приятель его ходил по подвалу, а старик вспоминал, что был уверен в тот момент, будто пробирается он по болотам.

— А потом?

— А что потом, на воздух потом, отволок в колодец. Думаю, отоспишься, придешь, поговорим.

— Так ты-то почему оказался привязан в углу, и где все те, которых я пришел отпустить? Неужели освободил?

— А вот тут я сам понять не могу, что случилось, — признался корчмарь.

— Дела-а, — промямлил Казимир.

Дверь в корчму отворилась и на пороге показалась белокурая девушка. Непривычно было видеть столь юных барышень, путешествующих в одиночку, однако ж, корчмарь привычно предложил ей занять место за соседним столом, не выказывая беспокойства по поводу ее появления.

— Чего изволите?

— Воды! — она подняла на него свои огромные серые глаза и тут же отвернулась, уткнувшись в капюшон дорожного плаща.

— Ну а что, кроме воды?

— А нужно что-то еще? — растерянно спросила гостья.

— Ну, конечно, нужно. Если вы не хотите вызвать внимание и подозрения со стороны окружающих, — корчмарь раскусил молодую особу вмиг, понимая, что больше всего она хотела бы остаться незаметной, а значит он мог рекомендовать ей сотни своих самых дорогих блюд, которые она обязательно закажет и оплатит, лишь бы не выделяться из толпы.