Александра Плотникова - Бешеный волк [СИ]

— Зачем они тебе? — выражение лица магистра осталось таким же каменным, как и морда Хранителя Смерти. Необходимость опускать взгляд перед старшим приемным сыном Кетара несказанно раздражала Мобиуса, но он был наслышан о том, что даже даэйрам-полукровкам в глаза смотреть опасно.

— Ищу упоминания о гончих, — ответил хэйвиец, снова опускаясь на все четыре лапы и слегка расправляя паруса крыльев. — К несчастью, эти духи почти вымерли из-за небрежения моих предшественников. Надеюсь разыскать хотя бы пару для работы.

Лжет? Скорее всего. Все щиты подняты в глухую оборону, а по чешуйчатой, отдаленно похожей на собачью морде и не скажешь, о чем он думает. Что ж…

— Ничем не могу помочь, — развел руками Мобиус с сожалеющей улыбкой. — Если он и оставляет какие-то записи, то мне неизвестно, где они хранятся. Не имею привычки следить за соратниками по Кругу. Если тебе нужны бумаги — ищи их сам.

— Благодарю за совет, — в голосе даэйра на несколько мгновений промелькнули ядовитые язвительные нотки. — Непременно поищу. И непременно наведаюсь к вам в гости, как только что-то выясню.

Исполин присел, с треском расправил крылья и мощно оттолкнулся, чуть не сбив магистра с ног порывом ветра. Какое-то время еще слышалось удаляющееся хлопанье крыльев, но самого Смертоносца ночная тьма поглотила почти тотчас.

Малефор сплюнул в сердцах и очертил в воздухе арку портала. После разговора со Смертью (настоящей, не то, что этот болван Кассин!) хотелось оказаться поближе к теплому камину.

Они двинулись на приступ еще до рассвета. Снежная темень расцветилась дымными огнями факелов, ее тишь разорвал яростный гул голосов. От людей веяло злостью, желанием сровнять с землей груду камней, в которой засели эти алденовы волки. Они остервенело перли таран, упрятанный под наклонные щиты из досок и шкур, присыпанные сверху снегом от горящей пакли. Часть тащила штурмовые лестницы под прикрытием косо летящих стрел. Кажется, тактическая разумность совсем покинула командора.

Гнев делал воздух тяжелым и ядовитым.

Как и тогда, Волк открыто стоял на зубце стены, расправив крылья и рыщущим взглядом высматривая личных врагов. Без доспехов, в распахнутой куртке, с растрепанными волосами.

Стрелы почему-то все до единой летели мимо него.

— Осерчали за лошадок-то… — хмыкнул он себе под нос. — Идите-идите… нас взять легко.

Они шли, свято уверенные в том, что боеприпасы у защитников кончились — со стен не было пущено им в ответ еще ни одной стрелы, сыпался только отборный мат бунтовщиков, застывших редким строем между доспехов, спешно надетых на швабры и торчавших между зубцов «для количества».

На губах у Волка, как приклеенная, застыла наглая усмешка, но на самом деле он напряженно ждал. Сердце, заходясь, болезненно колотилось о ребра.

«Ну, где ты, сволочь?»

За строем атакующих на какие-то мгновения мелькнули белесые глаза некроманта.

И в упор посмотрели на него.

Волевой удар едва не сшиб вниз. Заставил покачнуться, хватануть ртом воздух.

«На колени, пес!»

Ваэрден рыкнул и взмахом крыльев удержался на месте.

«Размечтался. Я не твоя собака».

Кости скрутило болью. И тут же стрела ударила в плечо. Он только зашипел на Тагара, попытавшегося опять сдернуть его под защиту зубца.

— Делайте вид, что вам нечем отбиваться, мать вашу! Оставьте меня в покое!

Стая послушалась. Пустили несколько жиденьких залпов стрел похуже, изображая попытку защитить ворота и отпугнуть орденцев от стен.

У вожака темнело в глазах. Он не видел самого Юфуса, но все отчетливее чувствовал, как желание подчиниться бывшему хозяину удавкой пытается стянуть разум. В памяти всплывал все тот же подвал, полный удушливой мглы, холодного железа, унижения и страха. Боль стучала в висках в такт ударам тарана по воротам. Те трещали, поддаваясь. Подпиленный засов вот-вот должен был разлететься.

Покорись, и боль ослабнет, нашептывала чужая воля. Сдайся, пес.

«Нет!»

— По моей команде поджечь фитили!

«Ты мой».

«Катись к демонам!»

Память о Воладаре. Волк спрыгнул с зубца и вцепился в эти воспоминания, в узы со своим риану, как в спасительную соломинку, превратив их в щит. Кругом его бойцы спешно спускались со стен и поджигали заранее заготовленные запалы. Внутри Воладар, услышав молчаливый призыв, старался помочь, как умел. Ваэрден с головой ухнул в ворох чужих детских воспоминаний, пытаясь ими заглушить навязчивый зов.

Трещали под ударами ворота.

Трещало спокойствие. Но ифенху вокруг продолжали делать свое дело, это помогало Волку удерживаться на грани ясного рассудка.

Засов, наконец, не выдержал, и люди ввалились в ворота вместе с тараном, запоздало сообразив, что решетка поднята и заманивали их сюда нарочно. Развернуться и отступить назад они уже не успевали, вперед — не пускал сваленный кучей мусор.

— Под северную стену, быстро! — рявкнул Аль-хэйне.

Кто-то споткнулся — Ваэрден рванул нерасторопного телекинезом и швырнул вперед себя, ринувшись следом. Успеть добежать до тоннеля! Только бы успеть!..

Грянул взрыв. Во все стороны полетели обломки хлама, куски доспехов, брызги крови, гвозди и щепки. Запахло паленым, дым начал выедать глаза. Кому-то из стаи сорвало голову с плеч — узы печально тенькнули, обрываясь…

Волк охнул от чувства чужой смерти и дал слабину в защите, споткнулся.

Стая уже скрылась в низком зеве прокопанного за несколько месяцев тоннеля, когда Ваэрден рухнул на землю, захлебываясь воем от боли. Упиваясь победой, мучитель дернул удавку, намертво затягивая узел. Тело свело судорогой, боль просверливала голову насквозь. Среди мечущихся в пожаре людей уже можно было различить приближение хозяина. Волк отчаянным усилием потянулся за ножом, собираясь перерезать себе горло.

Лучше сдохнуть по-собачьи в луже крови, чем снова ублажать это чудовище.

Резко и терпко пахнуло чешуей. Чьи-то руки сгребли его поперек туловища и перебросили через плечо, как куль с мукой. Оружие улетело куда-то, навалились темнота и тишина… Только шептал что-то монотонное голос Змея, вливаясь в мозг и отчасти приглушая боль.

Дальше Ваэрден мало что помнил. Взволнованные голоса, стремительные шаги, запах земли, потом холодный ветер по лицу. Короткая резкая боль, прострелившая руку. Слабость. Темнота забытья, снова боль во всем теле — словно по нему проскакал табун одоспешенных лошадей. Запахи лагеря — огня, животных, готовящейся еды, женщин, детей… Очень хорошо знакомый холод лунника на коже никак не вязался с ощущением безопасности. Боль то отступала, почти позволяя открыть глаза, то сдавливала голову с новой силой. И шепот, постоянный шепот ненавистного голоса в мозгу… То увещевания и улещивания, то угрозы просачивались в сознание каплями жгучего яда.