Урук Хромой - Орки [СИ]

Воспользовавшись моментом, Зуб в упор посмотрел на Быстрого.

- Если с ней что-нибудь случиться!!! - и получил ответ. - Это значит, что я уже мертв.

Довольный ответом кивнул ему и отошел, уступая место остальным. Весь прайд по очереди прощался с уходящими, желая им удачи, напутствуя и советуя, усаживаясь за спиной Зуба и Молнии. Она подошла последней, посмотрела в глаза Быстрому и надолго прикипела к глазам Таши. Неторопливо облизала морду своей дочери и, неохотно оторвавшись, села рядом с Зубом.

Оба подростка, дождавшись кивка Зуба, сорвались с места и помчались в лес. Весь прайд в полной тишине, навострив уши, следил за ними. Вот их перестало быть слышно. Вот ветер перестал доносить их запах.

Общее поле прайда потеряло двух своих членов. В этом облаке близости, тепла и участия то, что и составляло жизнь любого варга, появилась прореха. И первая не выдержала Молния.

Ее дочь уходила от нее, уходила совсем. Теперь она уже не вернется той же, и может вообще не вернуться. Сердце Молнии рвалось на куски и, пытаясь хоть как-то успокоить эту боль, она, вскочив и запрокинув голову в небо, завыла. Ее поддержали сначала самки, и немного позже присоединились своими басовитыми голосами самцы.

Два уже хорошо поживших орка стояли у самой кромки воды и смотрели вслед уходящим лодкам.

- И что ты думаешь о нем, - Урта покосился одним глазом на необычно задумчивого Хрууза, - ты всю дорогу от Ворот только морщишь лоб и ушами стрижёшь как заяц.

Хрууз покивал каким-то своим мыслям и продолжая смотреть вдаль произнес.

- А ты что скажешь о нем?

- Он то, - Чада почесал ухо и продолжил, - Хрууз, я много лет живу, но понять его не могу. Щенок ведь, ну, подросток. То щенок щенком, а то как глянет, глаза пустые, и мне холодно становится. И воин он, наши проблемы для него возня мышиная. Может и правда, он то самое предсказание, а?

- Может и правда, - Хрууз поежился и добавил, - если воины прошлого были как он, то как мы все в такой беде оказались.

Больше часа мы плыли по открытой воде с редко встречающимися островками и торчащими скалами, чем дальше, тем их становилось все больше и все больше, их все плотнее окружали густые заросли тростника. Еще три часа мы плыли уже по достаточно широкой протоке, сжимаемой с двух сторон зеленым морем. Протока все сужалась и сужалась. Все это время все молчали. Мои спутники ритмично взмахивали веслами. Первым заговорил Чада.

- Нам надо дождаться темноты. Здесь есть укрытие, - он ткнул рукой в стену зелени. Я кивнул, соглашаясь.

Орки, разогнав свой челн, резко свернули в заросли. Я пригнулся. Острый нос лодки раздвинул, не ломая, высокие стебли тростника, и мы вышли на скрытую от глаз с протоки прогалину в зарослях. Обернувшись, я увидел, как влетевший за нами второй челн остановился, и орки поправляли и выпрямляли примятые стебли. Двигаясь дальше, мы по зеленому, шуршащему под порывами ветра туннелю, через полчаса вырвались из зарослей на небольшую заводь у поросшего невысокими деревьями и кустами острова. Подойдя к песчаному берегу, выскочив в мелкую воду, все вместе затащили наше судно на сушу. Рядом встали нагнавшие нас орки второго челнока. Чада рукой указал направление, и мы цепочкой нырнули в заросли кустарника. Двигаясь в течение получаса обычной рысью, мы выбежали на другую сторону острова и остановились на берегу широкой, шагов сто-сто пятьдесят заводи, окруженной со всех сторон стеной тростника.

Приложив руку к губами, Чада, глухо чирикнул. В глубине зарослей ему ответили. Минут через пять, не качнув тростника, из зарослей выплыла маленькая лодка, связанная из сухих стеблей. Две маленькие фигуры, закутанные в обычный балахон Болотников, быстро подогнали ее к берегу и, выскочив на берег, замерли перед Чадой.

- Идем в набег, наш Вождь, - он показал на меня, обе фигуры синхронно согнулись в поклоне, - до заката мы здесь. Еда.

Дружно кивнув, пришедшие, скинув с себя балахоны, оказались парой щенков и разбежались в разные стороны. Мои спутники, тоже сняв балахоны и свалив их в тени в кучу, жестом пригласили меня сесть. Сняв с себя свой, я уселся на предложенное место и занялся наблюдением за орками. Как и все остальные виденные мной, Болотные тоже не отличались многословием, общаясь жестами, они уверенно и привычно занялись организацией лагеря. Оставшийся одетым один из гребцов, сложив свое оружие у ствола более высокого дерева, деловито забрался по стволу, быстро скрывшись в листве. Двое оставшихся по кивку Чады нырнули в кусты и, повозившись там с минуту, затихли. Заметив мою приподнятую бровь, Чада ответил жестами, ткнув по очереди на дерево и кусты.

- Глаза, а эти спать.

Позвав его жестом, ткнул рукой прямо перед собой. Посидели молча. Из кустов выскочили убежавшие щенки. Мальчишка нес охапку высохшего тростника, а мелкая девчонка тащила корзинку. Сложив все принесенное на песок, они дружно зарылись в него, что-то откапывая. На свет появилось широкое блюдо из толстой глины, затем еще одно. Прямо на нем, вынув из корзинки муку, девчонка замесила тесто. Мальчишка уселся с палочками для розжига огня. Тихо свистнув ему, я взмахом подозвал его, и своим огнивом добыл ему огонь и, сунув в руки комок дымящихся стружек, отправил обратно. Повернулся к довольно ухнувшему Чаде.

- Расскажи мне, что они здесь делают одни.

- Так они за рыбой смотрят.

- Какой рыбой? Чада, ты, видимо, забыл, что я пришел издалека, как вы живете не знаю. Рассказывай все о вашей жизни.

Удивленно покосившись на меня, Чада на пару минут выпал из жизни, что-то пытаясь сообразить. Радостно усмехнувшись, он звонко хлопнул себя по лбу и уставился на меня.

- Прости, Вождь, ты ведь жил с вечно тощими Верхними.

- Здесь, - он ткнул за спину, - мы растим рыбу. Хорошую, большую. Щенки ее стерегут и кормят. Если ее бросить без присмотра, подохнет или ее сожрут. Здесь больше жило нас, но набег всех стронул. Люди это место не нашли. Оставили пару щенков смотреть, кормить.

- Покажи.

Он повел меня к берегу. Подойдя к лодке щенков, он вынул из нее плетеную корзинку с крышкой, наполовину полную обычных лягушек. Показал на пару плетеных из прутьев сачков на длинных ручках. Подойдя к воде он кинул пару лягушек в воду. Сначала ничего не происходило, но потом вода вскипела от движения. Крупные сомы, длиною с копье толкаясь, кинулись на еду. Мгновение, и все закончилось, остались только расходящиеся круги на воде.

- Здесь только самые большие самцы и самки. На развод. Стоячую воду не любят. Через тростник пробиты каналы от реки, свежую воду подвести. Любят они ее.

Чада увлеченно ковырялся в корзинке с лягушками, отбирая крупных. Войдя в воду, он рукой похлопал по ней. С разных сторон к нему под водой по заводи потянулись длинные тени. У его ног из воды высовывались крупные широкие головы сомов, раскрывая рты, они лениво толкались между собой, ожидая подачку. Чада быстро рассовал прямо им в пасти лягушек, все выискивая что-то глазами. С дальнего края к нам приближалась самая большая тень, гоня перед собой невысокую волну. Крутившиеся у ног Чады, еще не наевшиеся сомы, мотнув хвостами, исчезли в воде. Подплывший огромный сом на удивление легко толкнул орка в ноги и замер, лениво поводя хвостом и шевеля жабрами. Чада что-то приговаривая, похлопал его по голове, сом открыл пасть и орк по одной перекидал в нее несколько крупных лягушек. После чего пошел вдоль спины сома, почесывая его. Вернувшись к голове, орк толкнул великана в бок, помогая ему развернуться. Как мне показалось, задремавший великан неуклюже завозился и, с помощью орка развернувшись, удалился в глубину. Стоя почти по пояс в воде и проводив его взглядом, Чада развернулся ко мне со все еще не погасшей на лице счастливой и мечтательной улыбкой. Согнав ее с лица, смущенно посмотрел на меня. Я ему в ответ подмигнул и постарался изобразить одобрительную улыбку, показав жестом - очень большой.