Надежда Федотова - Цена мечты [СИ]

Амбер запнулась, и принц с удивлением осознал, что его невозмутимая как каменный лев из Шарарской пустыни невеста, оказывается, все-таки умеет волноваться. А иногда — так очень даже всерьез. «Что же такое ей от меня потребовалось?»- думал он, прислушиваясь к легкому, явственно участившемуся дыханию девушки. И, сжалившись над ней, ободряюще произнес:

— Я весь внимание, госпожа. Уверяю, если это в моих силах, ваша просьба будет немедленно удовлетворена.

— Благодарю, ваше высочество, — повторила она. — Вы очень добры, и мне теперь вдвойне совестно за вторжение… Но я бы хотела… Словом, правда ли, что с нынешнего дня я должна остаться при дворе?

Рауль не сразу нашелся с ответом.

— Король и королева, живущие порознь — это несколько странно, вы не находите? — после паузы спросил он, постаравшись придать своему голосу максимум непринужденности, хотя на сердце в один миг стало холодно и пусто. — Разумеется, должны, госпожа. Или речь идет об отмене помолвки?

Стул напротив громко, протестующе скрипнул.

— О, нет! — выдохнула Амбер. — Я вовсе не это хотела сказать, ваше высочество, поверьте, у меня и в мыслях не было разрывать договоренность наших семей!

Принц медленно кивнул. Не без большого, надо сказать, душевного облегчения.

— Верю, — сказал он. — Но, простите, совершенно ничего не понимаю. Что же вы все-таки от меня хотите?

— Чтобы вы позволили мне вернуться в Даккарай, — решилась она. — До декабря. Только до свадьбы. Разумеется, когда я стану вашей женой, школа останется в прошлом, но…

Она умолкла, не договорив. Хотя продолжать, собственно, уже и не требовалось. Рауль, помолчав, запрокинул голову к невидимому во мраке потолку.

— В Даккарай, — протянул он. — До декабря?

— Если это возможно, — обреченно прошелестело в воздухе. Наследный принц задумчиво прикрыл глаза.

— Теоретически, — помолчав, протянул он, — это действительно возможно. Время от помолвки до свадьбы обычно дается будущей королеве для того, чтобы привыкнуть ко двору со всеми его церемониями, подготовиться к восшествию на престол и, в некоторых случаях, улучшить свои знания языка. Последнее вам точно не требуется. Но прежде чем мы коснемся первого и второго… Вы давно выпускница, госпожа эль Моури, и даже старший офицер, что, несомненно, делает честь нам обоим. Стены Даккарая уже дали вам всё, что могли. Но тем не менее вы хотите туда вернуться?..

— Да.

— Почему?

Амбер ответила не сразу. Тоже помолчала, словно собираясь с мыслями, и, наконец, тихо сказала:

— Возможно, причина покажется вам несущественной, ваше высочество. Дело в моих первокурсниках. Я ведь преподаю. Летное мастерство — всего лишь год, конечно же, но один курс в военной школе Даккарая длится дольше, чем во всех других. Тринадцать месяцев, исключая лето. Переводные испытания как раз грядут в декабре — поэтому я и осмелилась обратиться к вам. Смена куратора редко кого не выбьет из колеи, а уж в самом конце курса, да еще и первого? Он ведь всегда самый сложный! Мне бы хотелось быть рядом. Наверное, это глупо, но они мои первые ученики. И… последние.

По всему было видно, что Амбер не слишком умеет просить, и необходимость все же пойти на это угнетает ее даже больше дерзости самой просьбы. Но она решилась на этот шаг — не ради себя, ради других, со всей честностью и прямотой, на которые была способна, и теперь ждала ответа.

Однако принц с ним не торопился. Закинув ногу за ногу и мерно покачивая ею в такт своим мыслям, он молчал. Молчал минуту, две, пять. И только когда измученная этой неопределенностью дочь герцога уже совсем было простилась с Даккараем, его высочество, словно очнувшись, поднял голову.

— Скажите, госпожа эль Моури, — ни с того, ни с сего спросил он, — действительно ли в эту школу так неохотно берут девушек?

— К сожалению, ваше высочество, — чуть погодя отозвалась она. — Многие считают, что быть наездником — исключительно мужское занятие.

— И вы с ними согласны?

— Конечно, нет.

Принц отстраненно кивнул.

— Вы говорили о первокурсниках, — припомнил он после еще одной, на этот раз короткой паузы. — Вы курируете их всех или какую-то определенную группу?

— И то, и другое, ваше высочество. Летное дело я преподаю всему курсу, но несколько человек находятся под моей ответственностью дополнительно.

Рауль удовлетворенно прищурился. И уточнил, ни капли не сомневаясь в том, что услышит:

— Девушки-кадеты?

— Да.

— Ясно. Исключительно мужское занятие… — он тихо хмыкнул, как показалось Амбер — насмешливо. И выпрямился:- Что же, госпожа эль Моури, благодарю за откровенность. И, в свою очередь, так же буду откровенен с вами: закона, что может удержать вас в столице, нет, но существуют традиции и порядок. Если вместо того, чтобы постигать нелегкие азы придворной жизни, вы вернетесь в Даккарай, это никому не понравится. Еще ни одна девушка, обрученная с Норт-Ларрмайном, после помолвки не покидала дворца. Вы станете первой, и боюсь, тогда вас осудят все. Вы к этому готовы?

— Готова, — пусть не сразу, но без малейшего сомнения в голосе отозвалась Амбер эль Моури. — Если вы меня не осудите, ваше высочество.

Рауль склонил голову, словно раздумывая над ее словами, хотя в этом не было никакой нужды. Разумеется, он не осуждал Амбер. И свое решение уже принял.

Другое дело, что ей оно вряд ли поможет.

— Государыня, да хранят ее боги, еще полна сил, — сказал принц. — И в ближайшее время, насколько мне известно, не намерена слагать с себя корону. А у нас с вами впереди будет целая жизнь, чтобы узнать друг друга, несколько месяцев ничего не решат. Я готов пойти вам навстречу, госпожа эль Моури…

Амбер приподнялась было на стуле, но поблагодарить его высочество за проявленное великодушие не успела. Оказалось, Рауль еще не закончил.

— К сожалению, — продолжил он, — одного моего согласия здесь недостаточно. Вы — невеста наследного принца Геона. И разрешить вам уехать может только та, что правит ими обоими.

— Ее величество…

— Да.

Вид с западной галереи дворца открывался просто невероятный. «Я, наверное, простояла бы здесь всю жизнь», — подумала Кассандра, опершись на перила и зачарованно глядя вниз. Там, далеко, изгибаясь вокруг берега пенной подковой, холодным перламутром искрилось море. Отсюда оно казалось живым — дышало, играло масляными лунными бликами и подмигивало Кассандре крошечными огоньками далеких фонарей на носах рыбацких лодчонок. Раскинувшийся над морской гладью Мидлхейм тоже переливался во тьме разноцветной колонией светлячков: желтые окна домов, лилово-белые линии фонарей на набережных, алые огненные точки на площадях и смотровых башнях… А над всем этим великолепием круглой, до блеска начищенной серебряной пуговицей висела луна. Она сияла в черном бархате неба, и даже крупные чистые звезды рядом с ней блекли, как дешевые стеклянные бусины. Луна, истинная царица ночи, величественная и недосягаемая в захватывающей дух вышине, сегодня как никогда была в своем праве — и до того ослепительна, что, глядя на нее, так и хотелось зажмуриться.