Свати Тирдхала - Полночный тигр [litres]

– Кто бы ее ни сделал, он находится в Кровавой крепости.

Кунал быстро зашагал к тренировочным площадкам, наблюдая, как солнце вырывается из цепкой хватки горизонта.

Он интуитивно понял – местные тренируются рано утром. Он привык вставать с рассветом, когда лучи только ложатся на песок, и хотел восстановить в чужом городе хоть часть прежнего уклада.

Кунал пытался, но не находил в себе сил забыть о том поцелуе. После него прошли дни, и они с Эшей больше не виделись, за исключением одного случая. Два дня назад она настигла его и быстро сообщила, какую легенду сочинила и почему. Кунал должен был притвориться солдатом, который решил предать Крепость и поддержать мятежников.

Все прошло легче, чем можно было подумать.

Он сплел для команды историю о том, что видел ужасы войны в городах и опустошение земель.

Эша кивала за его плечом, когда он все это пересказывал, счастливая тем, как убедительно у него выходит.

У него не хватило духа признаться – ей или самому себе, – сколько истины прозвучало в его словах. Похоже, все поверили, за исключением Харуна – тот лишь молча уставился на Кунала. Но пока его секрет не раскрыт, он сможет выдержать много таких взглядов принца.

Кунал пытался не думать о другом, уже разоблаченном секрете, касавшемся дядиной смерти. Он постоянно возвращался к этой мысли, изумляясь, спрашивая, испытывая боль.

Но раздумья о дяде до сих пор были тяжелы, особенно после всего, что Кунал узнал о событиях в Сандаре, – и утверждения Эши о том, что дядя защищал его в течение многих лет. Кунал боролся, чтобы примирить эти две части Сету Хотха, и его сердце изнемогало под грузом нового знания о собственном происхождении.

Несмотря на все это, он с нетерпением ожидал предстоящей тренировки. Знакомые движения принесут ясность в смятенный разум.

И он снова увидит Эшу…

А худшее в том, как они завершили поцелуй, это его понимание Эши – ее желание завершить месть, ее радость быть Гадюкой.

Он видел это своими глазами, и как же мог он протестовать против чего-то, что казалось неотъемлемой ее частью?

В то же время Кунал видел, как это влияло на нее, давило. И он не был уверен, сознавала ли это Эша.

Кунал решил отложить эти раздумья на потом. Он знал, что поцелуй спас его от правдивого объяснения – о том, что он вопреки дяде все еще считает себя солдатом Джансы.

Это часть его жизни, от которой он не собирается отказываться здесь, в плену.

И в то же время он хотел простой сельской жизни. И не мог не мечтать про огонь в глазах Эши.

В глубине души он до сих пор хотел исполнить то, в чем он поклялся на присяге: защитить Джансу и ее народ.

Перед ним простиралось столько дорог, но не было и намека на то, какая из них является правильной. Говоря откровенно, Кунал надеялся, что кто-нибудь выбьет из него ответ сегодня.

Кунал не знал, чего ожидать – он только что получил записку, в которой ему приказывали спуститься вниз и принять участие в общей тренировке.

Он надел подаренные ему свободные хлопковые дхоти и зашнуровал свои кожаные налокотники, таинственным образом вновь объявившиеся среди вещей.

Чуть раньше этим утром Кунал вскарабкался на парапет дворцовой крыши. Конечно, он отыскал наивысшую точку, наслаждаясь ощущением невесомости и видом домов-муравейников.

Он также заметил тренировочные площадки. Они скрывались в восточных садах возле дворца, в местечке, на вид почти непролазном. Отсюда, сверху, было ясно, что это не так – среди чащи и осыпающихся стен мелькали поляны, пригодные для упражнений.

Стражники, которые наорали на Кунала, чтобы слез с парапета, только подтвердили его догадку.

Кунал еще не окреп, и ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы сюда влезть, однако вкус свободы стоил любых усилий. Хотя Кунал не сидел в клетке, как Ракеш, он тоже был заперт во дворце, и прекрасные покои и отсутствие цепей тут роли не играли.

После правильности, которую он почувствовал во время превращения, почти все казалось теперь стесняющим. И внутри до сих пор гнездилось неверие. Как он, солдат Кунал, мог быть Самьядом? Оборотнем?

Он мысленно вернулся к намекам, которые теперь обрели смысл: пребывание на высоте всегда умиротворяло его, и это чувство казалось диким, естественным. А мигрени, появившиеся во время слежки, – неужели из-за стремления его тела к смене формы? Или же все из-за приказов дяди контролировать эмоции и тем самым сдерживать превращение? И каким образом человек может контролировать этот процесс?

У него осталось столько вопросов и не было ни единой идеи, кому их задать или где искать ответы. Сверлящее напряжение в его груди поселилось как раз благодаря любопытству и жажде разобраться в собственной истории.

Имей он чуточку передышки, мог бы проскользнуть в библиотеку. Но Куналу хотелось найти кого-то, с кем можно поговорить о вновь обретенной семье.

Он снова почувствовал себя в этом громадном дворце одиноким и неприкаянным. Человеком, играющим чужую роль, причем во многих смыслах.

По крайней мере он понял, куда идти, без расспросов стражи. Он поспешил к восточному саду и прошел через скрытые двери на большую открытую поляну, усыпанную песком, с расставленными кое-где низкими каменными колоннами.

Вдоль одной стороны площадки выстроились в ряд мишени, и люди с изогнутыми длинными луками по очереди целились и выпускали стрелы. В дальнем уголке виднелся очерченный мелом квадрат, в котором пританцовывали двое мужчин с пристегнутыми к поясам деревянными учебными булавами. В другом углу двое девушек с круглыми серебряными щитами и кривыми мечами практиковались в дхарканском щитовом бою, ныряя и уклоняясь от ударов друг друга. По периметру парни и девушки выполняли беговые упражнения.

Кунал поискал в этом хаосе Эшу, но вместо этого заметил вблизи мишеней силача Бханду.

Он пробрался сквозь толпу мятежников, которые игнорировали его присутствие. Все якобы так сосредоточились на собственных усилиях, что никто и глазом не моргнул, когда Кунал появился на площадке.

Хотя Кунала официально пригласили, он чувствовал себя лазутчиком, допущенным к закулисью внутреннего круга мятежников.

Все выглядело одновременно страшным и волнующим, ибо он знал – чем глубже проникнешь, тем труднее будет уйти.

Он пытался не замечать количества рекрутов или силы бойцов – всего того, что ему следовало бы вызнать и доложить.

Приближаясь, он краем глаза заметил Эшу, которая исправляла стойку одного из близнецов – того, что с волосами ниже плеч. Его брат находился слева и пытался принять ту же боевую стойку.

Оба воспринимали указания Эши с необычайной серьезностью, вслушиваясь в каждое слово, несмотря на то что с виду все трое были ровесниками.