Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

Господину Кнопу показалось, что последняя фраза, хотя и произнесенная тем же голосом, прозвучала как-то не совсем правильно. Как-то лишне. Кроме того, в отличие от остальных реплик, в ней наличествовал смысл.

– У тебя мелочь есть? – похлопав по карманам, обратился он к господину Тюльпану.

– Ты чё, ять, правда заплатишь? – недоуменно спросил его партнер.

– Всему свое место и время, господин Тюльпан. Место и время. Пожалуйста, господин.

– Десница тысячелетия и моллюск! – воскликнул Рон и добавил: – Премного благодарен, господа.

Господин Кноп развернул «Правду».

– Эта новомодная штуковина… – Он вдруг замолчал и уставился на листок. – «А Ты Видел Эту Собаку?» – прочел господин Кноп. – Вот дерь… – Он посмотрел на Рона. – И много ты таких листков продаешь?

– Соверен за пойло, я же грю. Много. Сотни.

У господина Кнопа снова возникло едва заметное ощущение того, что он слышит не один голос, а два.

– Сотни… – повторил господин Кноп и опустил взгляд на дворнягу.

Она была очень похожа на того пса, чье изображение отпечатали в листке. Впрочем, все терьеры похожи друг на друга. Только у этого был поводок.

– Сотни, – повторил господин Кноп и снова прочел короткую заметку.

Потом уставился в пространство.

– Похоже, у нас имеется план «Б», – сказал он еще через некоторое время.

Удаляющуюся Новую Контору проводили внимательным взглядом. Примерно с уровня земли.

– Уф-ф, похоже, что пронесло, – выдохнул песик, когда парочка скрылась за углом.

Старикашка Рон бросил пачку листков в лужу и выудил из глубин кармана своего бесформенного пальто холодную сосиску.

И честно разделил ее на три равные части.

Вильям долго сомневался насчет этого объявления, но Стража предоставила очень неплохой рисунок песика. Кроме того, пришел к выводу он, дружеский жест в данном направлении – это весьма неплохая идея. Если он окажется глубоко в беде головой вниз, потребуется кто-нибудь, кто сможет его из этой беды вытянуть.

Вильям переписал статью о патриции, добавив в материал факты, в которых был абсолютно уверен, хотя таких фактов насчитывалось очень немного. Но иначе он поступить не мог.

Сахарисса, в свою очередь, написала заметку об открытии «Инфо». Насчет данного материала Вильям тоже сначала сомневался. Но это ведь новости, а значит, их нельзя игнорировать. Более того, эта заметка помогала заполнить свободное место.

А еще ему понравились вступительные строки: «На Тусклой улице начал выходить потенциальный конкурент “Правды”, самого старого в Анк-Морпорке новостного листка, давно получившего читательское признание…»

– А ты научилась хорошо писать, – заметил Вильям, посмотрев на сидевшую напротив Сахариссу.

– Ага, – сказала она. – Теперь я знаю, что, увидев на улице голого мужика, нужно первым делом узнать его имя и адрес, потому что…

– Имена – это то, что нас продает, – вместе с ней произнес Вильям.

Он откинулся на спинку стула и сделал глоток действительно ужасного чая, заваренного гномами. Буквально на миг возникло ощущение блаженства. «Странное слово, – подумал он. – Подобными словами описывают нечто совершенно бесшумное. Оно если и издает звуки, то они совершенно не вызывают раздражения, как, например, тихо плавящиеся на горячей сковороде меренги…»

Здесь и сейчас он был свободен. Новостной листок уложили в постельку, укутали одеяльцем, сказку на ночь прочитали. Дело было сделано . Разносчики, ругаясь и плюясь, уже начинали возвращаться за дополнительными экземплярами. Они раздобыли где-то тележки и детские коляски, чтобы быстрее развозить листки по городу. Конечно, где-то через час алчная отпечатная машина снова раззявит свою пасть, и ему опять придется толкать в высокую гору огромный камень, как тому герою… как же его звали?..

– Как звали того героя, которого приговорили толкать в гору камень, а камень с вершины все время скатывался обратно вниз? – спросил он.

Сахарисса даже не подняла голову.

– Он что, не мог тачку взять? – спросила она, с излишней яростью надевая на наколку бумажный лист. По ее голосу Вильям понял, что ей еще предстоит выполнить какую-то неприятную работу.

– Над чем ты трудишься?

– Над отчетом о собрании анк-морпоркского Общества Реабилитированных Аккордеонистов, – буркнула Сахарисса, что-то быстро записывая.

– А с ним что-нибудь не так?

– Очень не так. С пунктуацией. Ее просто нет. Думаю, нам придется заказать еще один ящик запятых.

– Тогда почему ты этим занимаешься?

– Двадцать шесть человек упомянуты поименно.

– Как аккордеонисты?

– Да.

– А они не будут жаловаться?

– Им не обязательно было уметь играть на аккордеоне. А еще на Брод-авеню случилась крупная авария. Телега перевернулась, и несколько тонн муки высыпались на землю, из-за чего две лошади в испуге встали на дыбы и перевернули груз сырых яиц, а потом опрокинулась еще одна телега, и на землю вылилось молоко из тридцати больших бидонов… Что скажешь о вот таком заголовке?

Она показала клочок бумаги, на котором было написано:

БОЛЬШОЙ ЗАМЕС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ!!

Вильям прочел. Да. Каким-то образом в заголовке оказалось все, что нужно. И попытка печально пошутить оказалась к месту. Именно такая шутка могла вызвать смех за столом госпожи Эликсир.

– Убери второй восклицательный знак, – посоветовал он. – А в остальном все просто идеально. Но как ты об этом узнала?

– О, констебль Пустомент заглядывал на минутку, он и рассказал, – объяснила Сахарисса. Она опустила взгляд и принялась перебирать бумаги на столе. – Честно говоря, мне кажется, он в меня немного влюблен.

Крохотная часть самолюбия Вильяма, до сей поры начисто игнорируемая, мгновенно проснулась. Слишком много молодых мужчин готовы были поделиться с Сахариссой всякими новостями.

– Ваймс будет очень недоволен, если узнает, что его офицеры общаются с нами, – услышал свой голос Вильям.

– Да, я понимаю. Но вряд ли это относится к сведениям, касающимся огромного количества разбитых яиц.

– Но…

– Что я могу поделать, если молодые мужчины сами мне все рассказывают?

– Полагаю, ничего, но…

– Все, на сегодня хватит. – Сахарисса зевнула. – Я иду домой.

Вильям вскочил так быстро, что едва не ободрал коленки о край стола.

– Я тебя провожу.

– Ничего себе, уже почти без четверти восемь, – заметила Сахарисса, надевая пальто. – Почему мы столько работаем?

– Потому что отпечатная машина никогда не спит, – пожал плечами Вильям.

Когда они вышли на безлюдную улицу, Вильям вдруг вспомнил слова лорда Витинари об отпечатной машине. Этот безжизненный механизм действительно… притягивал . Он походил на собаку, которая не сводит с тебя глаз, пока ее не покормишь. Немного опасную собаку. «Собаки кусают людей, – подумал он. – Но это не новости. Это старости ».