Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

— А если нет? — спросил Корден. — Тогда — в зверинец, на потеху господам?

Репейник вздохнул. «Что ж, пряник я ему показал, — подумал он. — Теперь черед кнута».

— Вам видней, — сказал он. — Вы лучше знаете, как она живет и на что способна. Но если сомневаетесь, то могу уехать. А вместо меня приедут егеря. Вы же понимаете, староста не успокоится.

Корден молчал, молчал долго. Репейник решил уже, что не дождется ответа, но вдруг из того угла, где сидела старуха-призрак, послышался шорох. Старик поднял голову и посмотрел на жену. Вили Корден открыла рот, сипло выдохнула, зашамкала челюстями и, не в силах заговорить, принялась махать рукой, одновременно кивая и притопывая обутыми в драные шлепанцы ногами.

Корден перевел взгляд на Репейника.

— Мы согласны, — сказал он. — Что делать-то надо, сынок?

Реки и леса всегда считались местом обитания волшебных существ, не обладавших значительной силой: таргов и кунтаргов. Тарги отличались от людей на вид — могли иметь заросшие шерстью лапы или птичью голову на плечах — но все понимали человеческую речь. При этом свой замысловатый облик они переменить не могли, по какой причине им и нужно было прятаться в лесах. Кунтарги, напротив, умели перевоплощаться, так что всегда принимали людской облик перед встречей с человеком, но отчего-то при этом тоже хоронились по глухим чащобам или обитали на дне водоемов. Поговаривали, что им тяжело или даже отвратительно примерять на себя людскую форму; истинный же облик они имеют до такой степени чудовищный, что можно свихнуться, если встретить кунтарга как есть, настоящего… Тарг, встретив человека, всегда старался над ним подшутить, выкинуть какой-нибудь фокус и вообще нагадить. Кунтарги, напротив, были при встрече радушны, охотно вступали в беседу, и, обладая быстрым умом, можно было узнать у кунтарга что-нибудь полезное или даже вступить с ним в союз. Также в речных водах и в чащобе жили всякого рода мутаморфы — несчастные создания, перерожденные, изуродованные магией люди или животные. Мутаморфы почти никогда не обладали разумом, так что их нельзя было отнести к таргам, чьи дикие выходки все же объяснялись с точки зрения рассудка, хоть и весьма извращенного. Тем более такие существа не имели ничего общего с кунтаргами, мастерами игр и перевоплощений.

Хоть это и было запрещено со времен Прекрасной Хальдер, кое-где таргам и кунтаргам молились и приносили жертвы (верней, кунтаргам молились, а таргам — приносили жертвы). Но даже самому темному крестьянину никогда не пришло бы в голову поклоняться мутаморфу, и в этом отношении население деревни Марволайн было, пожалуй, уникальным. Встреча с русалкой, как и с любым другим перевоплощённым существом, не сулила ничего хорошего, поэтому, будь ты в лесу или рядом с рекой, стоило держать ухо востро и удирать при малейшей опасности. Исключительно осторожным следовало быть, пробираясь через лесное болото. И — омуты, хуже всего были омуты. Рядом с омутом днем отваживались появляться только самые храбрые или самые глупые, а ночью подойти к омуту мог разве что самоубийца, решивший свести счеты с жизнью напоказ: эффектно и болезненно.

Репейник не считал себя особо храбрым, о своих умственных способностях был мнения сдержанного, но высокого (кого попало не берут в Гильдию), а мыслей о самоубийстве у него не появлялось никогда. Кроме того, он знал, что случаи, когда мутаморфы сохраняли разум после превращения, были очень редки, и «обследование о сознательности» — не более чем формальность. Рычащее, привязанное к каталке существо привозили к фельдшеру. Тот, перекрикивая рев подопечного, задавал несколько вопросов («помнишь ли свое имя, сколько пальцев показываю, кивни, если меня понял») и, качая головой, делал знак увезти чудовище обратно в клетку. Да и какой разум мог остаться у бедняги, вытерпевшего муки превращения и прожившего не один десяток лет в лесу?

Впрочем, были еще ублюдки. Те, чья метаморфоза была скрытой, невеликой, вроде чтения мыслей или умения дышать водой, а в остальном — в обличье, в повседневной жизни, в чувствах и чаяниях — они оставались людьми. Людьми второго сорта, уродами, изгоями. Оттого они скрывали свою натуру и жили осторожной, чаще всего одинокой жизнью. Джон знал, каково это — родиться ублюдком. Именно поэтому он был здесь, на берегу омута, ночью, и собирался поймать русалку. Живьем.

Сыщик лежал в кустах, выставив между веток духовую трубку. В трубке, совсем близко с губами, притаился маленький дротик, смазанный усыпляющим ядом. Если такой дротик попадал в человека, тот терял сознание через пять секунд. В среднем. Пять секунд — это очень, очень много, за это время можно успеть натворить кучу дел, например, убить того, кто стрелял дротиком. Поэтому из духовых трубок обычно «плевались», надежно спрятавшись в засаде. Репейник тщательно подготовил засаду: он выбрал самый большой и густой куст лещины на берегу, лег на заботливо расстеленную дерюжку, намазал лицо и шею какой-то дрянью от комаров. Ветка перед лицом Джона делала развилку, и он пристроил на эту развилку трубку, чтобы было удобней целиться. Необычное оружие Репейник приобрел по случаю, с месяц назад. Зашел в оружейную лавку прикупить револьверных патронов, засмотрелся на витрины — и вышел из лавки, крутя в руках желтую латунную трубку, похожую на флейту, только без дырочек. Собираясь вчерашним утром на задание, сложил диковину в заплечный мешок — словно по наитию. Теперь он гадал, к добру было это наитие, или к худу. На случай промаха Репейник положил рядом с собой еще два дротика, хотя они были, пожалуй, лишними. Если русалка поймет, откуда стреляли, и если то, что про неё говорили — правда, у Джона просто не будет времени на второй раз.

На берегу сидели Кордены, Роб и Вили. Старик обнимал жену за плечи и вглядывался в темную воду. Пепельно-серая в лунном свете голова старухи упала на грудь — Вили спала. Ночь была светлая, порой веял легкий бриз, и тогда вода в реке мерцала, отражая и разбрызгивая лунное сияние. Орали сверчки. Репейник ждал. От куста, где он прятался, до четы Корденов было примерно десять ре. Дальше сажать их было нельзя — Джон бы промахнулся, ближе тоже не стоило — его могла почуять русалка. План был таков:

1. Роб и Вили должны сидеть на берегу, дожидаясь, пока к ним выйдет из воды дочь.

2. Как только она появится, Кордены встают и отходят к берегу, стараясь не заслонять Джону сектор обстрела.

3. В этот момент Репейник стреляет, изо всех сил стараясь попасть.

4. Если он все-таки не попадет,

5. или если сонный яд не подействует на «монстру»,

6. Кордены должны попытаться заманить русалку в яму, которую Джон вырыл рядом с кустами. Яма не очень большая, где-то три ре в глубину — дальше копать Джон не стал, и так последние полчаса провозился по колено в воде. Сейчас яму прикрывают сломанные ветки, наспех засыпанные землей, а под ними спрятан кусок рыбацкой сети. Это плохая ловушка, особенно если учесть, что предназначается она для существа, которое силой и ловкостью превосходит любого атлета, но Джон приготовил её только для того, чтобы оглушить русалку падением, сбить с толку и замедлить движения сетью, а дальше он надеется