Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

Кэб подлетел, словно ждал, пока Джон окажется на улице. Кучер попался отчаянный, и уже через полчаса Репейник стоял напротив шестого дома по улице Кожевников. Дом был старым, одним из тех, за какие хозяева вначале просят огромные деньги, ссылаясь на гранитный фасад и витражные окна, но цена вдвое падает, когда выясняется, что в подвале нет котельной, а в отхожее место не подведена канализация. Прежде чем подойти к дому, Репейник какое-то время околачивался на другой стороне улицы, наблюдая за окнами — не шевельнётся ли занавеска, не мелькнёт ли тень. Ничего такого не случилось, поэтому Джон счёл, что настало время действовать. Он подошёл к двери, как следует постучал несколько раз, подождал, а потом медленной, прогулочной походкой зашагал прочь. Свернув за угол, он очутился на задворках улицы Кожевников, куда выходили задние стороны домов. Здесь было тихо и безлюдно. У стен валялся всякий хлам — пустые бочки, сломанная мебель, старые башмаки. Под ногами деловито шныряли крысы.

Джон прокрался к дому номер шесть (даже сзади он был облицован гранитом, замшелым и мрачным) и, воровато оглянувшись, пристроился к двери черного хода. Отмычки ждали своего часа во внутреннем кармане куртки. Джон аккуратно протолкнул стальное жальце в личинку замка и тут заметил, что дверь не заперта. Обескураженный, он медленно убрал отмычки обратно в карман и немного постоял, раздумывая. Либо хозяин был настолько беспечен, что, находясь дома, не закрывал заднюю дверь, либо он был в отлучке, и кто-то другой уже пробрался в дом до Репейника. Выяснить это можно было только одним способом. Еще раз оглядевшись, Джон скользнул внутрь.

Он очутился в тёмном помещении, насквозь провонявшем жареным маслом и помоями. «Кухня», — понял Джон. Немного подождав, пока глаза привыкнут к сумраку, Репейник кошачьей походкой двинулся к чёрному провалу двери. Пройдя три шага, он что-то зацепил ногой. Раздался жуткий, рассыпчатый кастрюльный грохот. Джон замер, не дыша и слушая потревоженную тишину. Пару минут ничего не происходило, потом он осторожно перевел дух и рискнул опустить ногу. Приглядевшись, он различил во тьме кухонный стол и валявшуюся под ним маленькую табуретку. Её тонкие ножки торчали наружу и были совершенно незаметны в темноте. Там же, под столом, стоял ящик с посудой, который неведомым образом был связан с табуреткой и балансировал, видно, на грани обрушения — а Джон лишил его хрупкого равновесия, и теперь посуда раскатилась по всему полу. Больше ничего не случилось: не выбежал на грохот хозяин с ружьем в руках, не послышались вдали свистки констеблей, не метнулись к выходу орудовавшие в доме грабители.

Репейник, уже не такой осторожный, вышел из кухни и оказался в зале. Это была большая комната, служившая хозяину, судя по всему, гостиной и столовой одновременно: посредине стоял дубовый массивный стол, одним концом почти упиравшийся в чёрный зев камина. На столе смердели забытые грязные тарелки. Шторы на окнах были плотно задёрнуты, и в зале стоял полумрак. Джон обошёл стол, едва не споткнувшись о лежавший на полу куб темноты, при ближайшем рассмотрении оказавшийся чемоданом. Вгляделся в дальний угол зала, опознал в пирамидальном нагромождении теней лестницу наверх. Царивший повсюду беспорядок говорил о том, что в доме уже побывали воры. Ну, или о том, что хозяин покинул жилище в большой спешке.

Наверху Джон нашел спальню и два кабинета. В спальне на огромной кровати белели скомканные простыни, свешивалось на пол одеяло. Рядом стояла тумбочка, развороченная, с выдвинутыми ящиками и дверцами нараспашку. Джон заглянул в тумбочку, но не нашел ничего ценного — запонки, пуговицы, спички россыпью, раскрошившаяся сигара. Из спальни Джон прошел в кабинет. Вот где было заметно, что в доме живет мужчина: опасными бликами отсвечивали со стены древние мечи, скучал в углу кальян, валялась на тахте пустая бутылка. У окна занимал почётное место письменный стол бюрократического вида. Ящики из его тумбочек громоздились на полу, по всей комнате лежали бумажные сугробы. Джон озадаченно почесал затылок. Здесь было, навскидку, тысяч пять листков, и каждый — исписан от руки. Любой мог таить зацепку о том, куда девался владелец дома. Перебирать записи прямо здесь, в чужом кабинете Джон не собирался, поэтому стоило подумать о том, как унести такую кипу бумаг с собой. Поразмыслив, сыщик решил спуститься обратно в зал, где он видел подходящих размеров чемодан.

Прежде чем выйти, Джон нагнулся над бумагами: среди белых листков его внимание привлек странный квадрат. Квадрат оказался обычной подставкой под кружку, из тех, что подают с заказанным пивом в кабаках. Виднелась расплывчатая надпись: «ПЬЯНЫЙ КОНЬ. Мы открыты с шести вечера до шести утра». Джон повертел в руках подставку, рассеянно сунул в карман и вышел из кабинета.

Раздумывая, почему грабители не взяли из кабинета антикварное оружие, Репейник сошел на первый этаж. Чемодан ждал на прежнем месте. Джон нагнулся, взялся за ручку, и в этот момент голова его закружилась, а во рту возник отвратительный привкус, будто он только что разжевал и проглотил утреннюю газету. Джон выпрямился. Его повело в сторону, он перебрал ногами и вдруг наступил на нечто, напоминавшее мохнатый канат. Нагнувшись, он разглядел, что канат, изгибаясь, поднимается вверх и уходит ему за спину. Джон завертелся на месте, а то, что он принимал за канат, завертелось вместе с ним. Наконец, он умудрился схватить странный предмет и с ужасом понял, что держится за теплый, живой хвост, похожий на коровий. Обмирая, сыщик дёрнул за хвост. Тут же возникло тянущее чувство в районе копчика. Джон отчаянно изогнулся, пытаясь заглянуть себе за спину, но у него ничего не вышло, потому что шея стала как деревянная. Тогда он заметался по залу, поминутно натыкаясь на гигантский обеденный стол. Голова снова закружилась, Джон в очередной раз споткнулся и упал на руки, но, вместо того чтобы подняться, резво побежал вперед на четвереньках, задевая все встречные углы распухшей, непомерно большой головой. Во что превратились руки, он не видел, но слышал дробный стук, как от твердых каблуков. Ударившись головой (чем-то на голове) о дверной косяк, он вбежал в кухню, брыкнул ногами, обрушив новую посудную лавину, и, наконец, отчаянно боднул дверь, вываливаясь в ослепительно светлый прямоугольник.

Снаружи оказалось так солнечно, что Джон попятился, нагибая голову и жмурясь, а, когда разожмурился, то был уже снова человеком. Он стоял на четвереньках в грязной луже, перемазанный, с бешено колотящимся сердцем, но знал, кто он, и не видел того, чего не было. На крыше чирикали воробьи; в куче мусора попискивали крысы. Отдышавшись, Джон поднес руки к глазам. Руки были обычные, человеческие. Он ощупал голову, потрогал лицо. Всё было нормально. Джон с кряхтением сел и заглянул за спину — теперь это удалось без труда. Хвоста не обнаружилось. «Морок, — с облегчением подумал сыщик. — Отпугивающее заклинание. Коснулся чемодана — сработало. Тонко придумано». Он зажмурился и потряс головой. Надо бы съездить домой, взять большую сумку и вечером, а лучше ночью вернуться сюда, чтобы забрать бумаги. Но… вдруг на бумагах лежит такое же заклятие, как и на чемодане? Если сейчас выбраться из дома Репейнику помог счастливый случай, то в следующий раз может повезти значительно меньше. Джон представил, как вновь бегает по дому на четвереньках, обезумев от ужаса и тычась воображаемыми рогами в стены; а соседи слышат шум и вызывают полицию; а констебли, прибыв на место, ловят мычащего и лягающегося Джона, связывают и доставляют в дом скорби, в Бетлами; а в Бетлами, когда он приходит, наконец, в себя, приходится долго объяснять, что он не безумец, а просто залез в чужой дом и попал под воздействие магии…