Тэд Уильямс - Восстание теней [Восхождение тени] [Shadowrise ru]

"Ты должен поклониться Цсан-сан-сису, — сказал ему Иннир, вернувшись. Если он и заметил, что Баррик сунул нос куда не звали, то не упомянул об этом. — Он много старше меня, по крайней мере, в определённом понимании, и его приверженность Огнецвету неоспорима."

Король положил холодную руку на плечо принца и повёл его к тёмной двери. Комната на дальней стороне в этот раз казалась совсем другой: не смешение серых красок, но затопленная тенями глубь, с единственным источником жёлто-зелёного свечения у дальнего края. Пока Иннир вёл его вперёд, Баррик потрясённо понял, что свечение исходит из-под капюшона ожидавшей их тёмной, завёрнутой в мантию фигуры, недвижимой, как статуя. Затем голова в клобуке поднялась, и Баррик мельком увидел застывшее серебристое лицо — маска, подумал он, наверное, это какая-то маска — источающее зелёный свет из ноздрей, глаз и рта. Существо подняло руку, как бы приветствуя их, и на миг шестиконечная зелёная звезда из чистого света расцвела на конце его рукава.

“Это Цсан-сан-сис”, - сказал Иннир, хотя нужды в том не было.

Баррик старательно поклонился. Он предпочел бы и вовсе не поднимать взгляд, только бы не смотреть на это странное, неестественное сияние.

Прозвучали слова — во всяком случае, принцу показалось, что он слышит шёпот, в котором, правда, нельзя было разобрать ничего, кроме шипения и тихого бормотания. После этого светящееся создание как будто сложилось само в себя и исчезло. Стены вокруг них растворились, и король опять повёл юношу вперёд, в место, где стены, пол и потолок сплошь покрывали тусклые, но непрестанно перемещающиеся цветные искорки, так что казалось, будто темноту прожигают тысячи крохотных свечей.

Несмотря на ослепляющее мерцание, взгляд Баррика сей же миг оказался прикован к фигуре посреди этой маленькой низкой комнатки — к женщине, лежащей на овальной кровати и будто спящей. Сначала, из-за бледности её и неподвижности Баррик решил, что это статуя, но когда король подвёл его ближе, сердце принца сжалось в холодный и тяжкий комок — наверное, она умерла, эта темноволосая женщина со странно заострёнными чертами, и он всё-таки прибыл слишком поздно. Перед ними труп, красивый, застывший труп королевы, выставленный для торжественного прощания.

— Мне так жаль, лорд… — Баррик вынул из кожаного мешочка зеркальце и протянул слепому королю.

"Она ещё жива", — мысли Иннира ложились мягко, как снегопад. Его длинные пальцы сомкнулись на зеркале; Иннир подержал его перед лицом, будто рассматривая слепыми глазами сквозь закрывающую их повязку.

И слегка нахмурился.

"Что-то не так, — произнёс он тихо. — Чего-то недостаёт".

Баррик похолодел.

— Мой лорд?

Король вздохнул.

"Я ожидал большего, человеческое дитя, даже притом, что Искусник близок к своему концу. И всё же, это не имеет значения. Теперешняя эпоха мира сосредотачивается в том, что мы сейчас держим в руках, какая бы частица сущности, данная им, ни содержалась в этой вещице. У нас нет другого выбора, кроме как воспользоваться ею и молиться, чтобы изъян не оказался слишком велик".

Слепой король дохнул на зеркальце и возложил его на грудь королевы.

В первое, показавшееся бесконечно долгим, мгновение ничего внешне не изменилось. Тихо помаргивали вокруг слабые огоньки; сам воздух, казалось, замер в напряжении, будто затаённое дыхание. И тут лицо королевы исказилось, словно от сильной боли, она резко, с трудом вдохнула. Её глаза — чёрные, поразительно тёмные и глубокие — распахнулись на миг, взгляд скользнул от Баррика к Инниру и задержался на нём. А затем, как тонуший пловец, в последнем усилии вырвавшийся на поверхность за прощальным глотком, прежде чем окончательно сдаться, она начала погружаться в прежний сон. Веки дрогнули и сомкнулись, а рука, потянувшаяся к груди в попытке дотронуться до зеркала, упала обратно на кровать.

Баррику показалось, что сейчас он заплачет, но боль была слишком холодна и словно превратила принца в глыбу льда, неспособную лить слёзы. Он не смог выполнить задачу. И почему кто-то — или он сам — полагал, что всё могло закончиться иначе?

Король склонил голову и несколько долгих минут в молчании стоял на коленях пред ложем королевы. Затем вытянул руку — лишь чуть дрожащую — и поднял зеркальце с её груди. Подержал его, будто осматривая, и вдруг отбросил в сторону — тот самый предмет, который сперва Джаир, а потом Баррик бережно сохраняли так долго. Когда оно процокало по комнате, по стенам пошла быстрая рябь, и Баррик наконец увидел, что сверкающие чешуйки, покрывающие их поверхность и потолок, — это блестящие жуки с радужно переливающимися, словно лужица нефти, надкрыльями.

"Это даст ей ещё несколько часов, может — дней, но в зеркале было недостаточно нашего прародителя, чтобы пробудить её, — устало проговорил Иннир. — Мне остался единственный путь. Пойдём, дитя людей. Я должен поведать тебе о вещах правдивых и ужасных, а после тебе придётся принять решение, о котором никогда ещё никто не просил никого из твоего племени".

"Были ли боги здесь всегда или пришли сюда из какого-либо совершенно иного места, мы не можем узнать”, - даже мысли Иннира текли теперь медленно, будто с усилием.

Они вдвоём вернулись в ту маленькую скромную комнатушку, где Баррик до того отдыхал, и принц только сейчас сообразил, что это была собственная спальня короля, отчего-то выбранная им из всего великого множества покоев протянувшегося на мили замка.

“Они говорят, что существовали всегда, — Иннир прервался, чтобы глотнуть воды из чашки — неожиданно обычное действие. — Никто из нас не жил тогда, и потому мы не можем оспаривать это их утверждение…"

— Боги говорят, что они существовали всегда? — Баррик не был уверен, что понял Иннира правильно.

“Так они сказали нашим предкам. На самом деле это — то, что услышали от самого Горбуна, прямого нашего прародителя, первые дети Огнецвета, хотя даже Горбун не мог знать наверняка. Он родился здесь, конечно, во время Войны богов.

"Родился здесь "? Что король имеет в виду?" — удивился про себя Баррик. И зачем Иннир взял на себя труд рассказывать ему всё это, если затея с зеркалом провалилась — если сам Баррик не оправдал надежд?

"Но где бы они ни родились и откуда бы ни происходили, — продолжал слепой повелитель фаэри, — боги уже были здесь, когда пришли Перворожденные".

— "Перворожденные" — это вы так называете ваших предков?

"И твоих, дитя. Потому что когда-то мы все были единым народом — Перворожденными. Но одна часть нашего племени получила Первый дар — Изменчивость, как некоторые называют его. Та часть, которой предстояло стать нами, по прихоти природы получила кровь, позволявшую нам приобретать множество различных форм для множества различных образов жизни и способов существования, тогда как прочие из наших собратьев-перворожденных — это было твоё племя — оставались неизменны и внутри и снаружи. Шло время, и два рода расходились всё дальше и дальше, пока не разделились совсем — на мой и твой, и не всегда даже вспоминали об общих для всех них корнях. Но корни были общими и остаются таковыми — вот почему некоторые из кваров, особенно моя семья, так похожи на людей. Мы изменились тоже, но большей частью внутри. Снаружи мы во многом сохранили свой первоначальный облик."