Руслан Муха - Шпион [СИ]

— Так, подождите! Предположим, я вам верю, и такое произошло на самом деле, — я старался говорить спокойно и рассуждать здраво. — Появился проход в параллельный мир и вам необходимо его исследовать… Но почему я? У вас что? Людей нет? Это же абсурд!

— Верно, полнейший абсурд, — вполне серьёзно сказал Гереро.

Теперь мне стала ясна его неприязнь, он считал меня неподходящим кандидатом, в отличие от Джонсона и спецслужб США. И как ни странно сейчас я был с Гереро совершенно согласен.

Джонсон улыбнулся мне, всплеснув руками, будто извинялся за поведение генерала:

— Понимаете, Никита, в этом мире говорят на очень интересном языке, мы еще до конца не разобрались. Но знаем, что там присутствуют слова английские, греческие, испанские, русские, японские и многие прочие, а так же слова из мертвых языков: санскрит, древнегреческий, латынь. Агенты, которых мы туда отправляли раннее, смогли выяснить лишь малую толику информации о местном языке — одно известно — на нем говорят все в этом мире. Так вот, агенты хоть и были обученными высококлассными специалистами, никто из них не владел тем количеством языков, которыми владеете вы. И еще вы…

— Подождите, — перебил я его, — вы уже туда кого-то отправляли?

Джонсон кивнул и принялся рассказывать:

— Трех агентов. Но все они пропали без вести. Последний капрал Амадео выходил на связь больше шести недель назад. Думаем, и его мы потеряли окончательно.

— И что с ними? Они мертвы?

— Этого мы точно знать не можем, — с сожалением сказал Джонсон. — Но считать их мертвыми и списывать со счетов я бы не стал, незнакомый мир — обстоятельства могут быть самые разные.

Я несколько минут молчал, думал, ворочал информацию в голове так и эдак и все равно не мог понять — почему я?

— Ладно, допустим, я знаю языки. Кстати, хочу обратить внимание, что большинство из них знаю весьма поверхностно. Уверен, вы бы могли найти более подходящих людей. Например, специалистов, владеющих языками профессионально. Да?

— И какой болван, по-твоему, туда полезет, зная, что оттуда нельзя вернуться? — Гереро усмехнулся. — Профессиональные специалисты туда не отправятся даже во имя науки. Они ни за что не станут рисковать своей шкурой. А вот боец, патриот, воин — это да! У бойцов другое мышление, но они, к сожалению, не лингвисты.

— Но и я — ни то и ни другое, — ехидно заметил я.

— Верно, ты им и в подметки не годишься, — добродушно усмехнулся Гереро.

— Тогда отправьте того, кто годится, — разговор меня начал забавлять и я не скрывал иронии. — Ах, ну да! Никто же не согласится! А у меня выбора нет. Поэтому я и подхожу на эту роль, как никто другой, верно?

— Верно, — довольно улыбнулся Гереро. — А ты не такой дурак, каким кажешься.

В разговор вмешался Джонсон:

— Никита, на самом деле вы настоящая находка для нас! И то, что вы решили ограбить мой дом — как бы странно это не звучало — это подарок судьбы. Понимаете? Сначала, мы думали, что вы иностранный шпион. Что под видом ограбления, решили похитить информацию об аномалии. Но когда мы увидели ваше дело и разобрались — поняли. Да это же настоящий подарок! Языки, отличная физическая форма. Да одно только то, что вы умудрились похитить сестер из приюта и скрываться так долго от властей — заслуживает восхищение. И характер у вас подходящий, не слушайте генерала. Вы боец! Это однозначно.

Я слегка отодвинулся от стола и настороженно глядел то на Гереро, то на Джонсона. Они явно не мне пытались объяснить, почему я подхожу или не подхожу на роль шпиона. Они это доказывали друг другу. По-видимому, у них это старый спор. Но судя по документам в папке Барнса, спор уже решённый, а спорят они по привычке.

— Ладно, проехали, — после затянувшейся паузы сказал я. — Если бы у меня был выбор, я бы сказал, что мне нужно подумать и все такое. Но так как выбора у меня явно нет, а лишь его иллюзия…

На лице Джонсона появилось виновато-извиняющееся выражение, лицо Гереро стало грозным и непроницаемым. Снова повисла тяжелая пауза.

— Знаете, Никита, — Джонсон не смотрел на меня, он бездумно царапал ногтем стол, — Не воспринимайте все это так, будто вас насильно принудили отправиться туда. Подумайте вот о чем: вы были бандитом, вас ожидал внушительный срок и тюрьма. А теперь вы станете героем. Ваши сестры будут гордиться вами. Это удивительное приключение! Вы — как Нил Армстронг, ступающий впервые на луну, только в вашем случае все в сто крат фантастичнее. Где-то я даже завидую вам.

Я молчал, все его напутственные речи о героизме и прочей лабуде меня не впечатлили. В прекрасный и добрый потусторонний мир я не верил, особенно учитывая то, что они там уже трех агентов потеряли. Я для них такой же расходный материал, как и те люди. Узнаю что-то, раздобуду для них ценную информацию — здорово. Пропаду: убьют меня или схватят тамошние представители власти — плевать, следующий!

Джонсон расценил мое молчание по-своему:

— Этот мир хоть и похож на наш, но устроен совсем иначе. Там другие законы, вам еще предстоит во всем этом разобраться. Но времени у вас не много. У вас неделя на изучение информации о Хеме, на подготовку. Контракт изучите сейчас, а после того как изучите, мы можем приступить к подготовке.

Барнс вышел из тени и достал контракт. Его кожаная папка грохнулась об стол со звуком судейского молотка, вынесшего только что мне смертный приговор.

Бывает, что время тянется так медленно, будто его нарочно кто-то тормозит, особенно это заметно, если что-то ждёшь. А бывает — летит со скоростью пули, когда напротив, страшишься какого-то неприятного, но при этом неминуемого события и всячески стараешься оттянуть его приближение.

В моем же случае последняя неделя в нашем родном мире пронеслась бодрым стремительным галопом, и когда настал день Х, я все так же был не готов, и все так же до конца не верил в происходящее.

Всю неделю я провел в секретном штабе, который располагался возле аномалии. Мне не позволялось ни с кем разговаривать, кроме приставленных ко мне специалистов, даже просто — свежим воздухом выйти подышать без сопровождения, было запрещено. Я чувствовал себя пленником.

Правда, один раз Гереро даже устроил мне экскурсию в зону аномалии. Жуткое, честно говоря, зрелище. Какая-то черная слизь на скале. И слизь эта будто и не слизь, а будто смола, но если приглядеться, кажется и вовсе — чёрный густой дым — все время шевелится, переливается, будто живой. Но пугало не это, а плохо поддающееся анализу чувство, которое я уже испытывал, когда впервые увидел аномалию на фото в доме Джонсона. От этой черноты так и веяло первозданной тьмой, от нее веяло самой смертью.