Lutea - Твоими глазами [СИ]

— Почему?

Издевается?

Игнорировать. Вернуться к свитку, к работе.

— Почему, Тобирама?

— По той же причине, что и всегда, — бросил он, чтобы отвязался.

— Потому что я — Учиха? — Изуна хмыкнул. — Как-то это по-ребячески, не находишь?

На этот раз Тобирама не выдержал, прорычал:

— Не смей судить меня. Убирайся.

— Этот парк — общественный, могу находиться здесь, сколько хочу, — возразил Изуна и аккуратно сел, вытянул ноги и прислонился спиной к стволу.

Уйти самому? Тобирама подумал об этом, но отбросил. Он и так уже сбежал из собственного дома, подальше от Мадары — больше своё место не уступит. Да и вообще, завтра же начнёт выкуривать старшего Учиху из кабинета Хаширамы. А сегодня нужно разобраться с младшим.

Вновь взять в руки кисть, глубоко вздохнуть. Письмо само себя не напишет, а слепой Учиха работать не помешает. Пока будет молчать, по крайней мере.

И Изуна правда молчал — запрокинул голову, подставив лицо солнечным лучам, пробивавшимся через листву. Легко было представить, как прежде, имея глаза, он зажмурился бы с выражением удовольствия, потянулся, будто кот, расслабленный и гибкий… в боях его порой только гибкость спасала. Вот только в последнем подвела — и Тобирама добрался до него, ранил сильно, раскроил половину грудной клетки от подмышки почти до самого позвоночника — после такого практически невозможно выжить. Ани-чан виноват в том, что эта тварь ещё дышит и ходит.

Под деревьями долго длилась благословенная тишина. Впрочем, она, как и всё хорошее, кончилась.

— Раньше не подумал бы, что в тебе может крыться столько ненависти, — протянул Изуна задумчивым тоном. Тобирама промолчал. — Никогда не замечал в тебе любви, которой, по всеобщему мнению, ваш клан отличается от нашего, и грешным делом стал думать, что ты вовсе не способен на чувства. А оказалось совсем наоборот — в тебе ненависти на дюжину наших хватит. Даже смешно.

— Сенджу ненавидят Учих, Учихи ненавидят Сенджу, — проронил Тобирама, не поднимая голову от свитка, продолжая писать на свободном пространстве. Выходило, правда, не рабочее, а нечто глубоко ругательное. — Это в порядке вещей.

— Было, — поправил Изуна едва ли не мягко.

Тобирама скептично фыркнул.

— Скажи ещё, что полюбил нас.

— Ни в коем случае. Вы странные, в большинстве своём неотёсанные и крайне шумные. Хотя не говорю, что Учихи безгрешны, — Изуна перекинул через плечо длинный хвост и принялся на ощупь выбирать из него приставшие чешуйки коры. — Нет, Тобирама, я не люблю Сенджу. Но моя ненависть к вам перегорела, ушла. Осталась лишь боль потерь и старые шрамы, за большую часть которых я должен сказать спасибо тебе.

— Пожалуйста, — съязвил в ответ Тобирама. — Изуна, чего ты хочешь? Если ты не заметил, я занят.

— Чего я хочу?.. — проговорил Изуна, перебирая пальцами хвост. Ветер шевелил неровные пряди вокруг его лица; резкий контраст чёрного и бледного, белых бинтов сглаживался зеленоватой полутенью.

Некоторые говорят, что вся сила Учих заключена в глазах, лиши их — и демоны неопасны. Быть может, применительно к большинству это и так, однако Изуна иной. Его сила не только в Шарингане — в его уме, чутье, рефлексах охотника. В несгибаемом духе. Даже ослеплённый собственным братом ради силы, Изуна оставался зубастым хищником, уверенным в себе и опасным.

— Я хочу понять, что заставляет тебя быть таким непримиримым, — Изуна безошибочно повернул лицо к нему. Он почти смотрел, как прежде: въедливо, погружаясь до дна твоего существа и вытаскивая на свет кошмары, страхи, потаённые мысли. — У нас всех общая история: мы потеряли братьев, похоронили отцов, через кровь и страдания выжили, заключили долгожданный мир. Нии-сан и твой брат приняли его быстро — ещё бы, сами же и придумали. Я тоже нашёл себе место в изменившейся реальности, не без сомнений, но нашёл. Только ты продолжаешь плеваться от неё, жить так, как прежде: с кунаем под подушкой и желанием перерезать горло любому, кто носит на спине красно-белый веер.

Его голос имел странную власть: завораживал, заставлял, замирая, слушать. На секунду Тобирама подумал, что Изуна освоил новый пласт гендзюцу, воздействующих через слух… После мысли отступили — сложно думать, когда он говорит. Совершенно ни к чему.

— В чём для тебя заключается проблема этой реальности? — вдумчиво спросил Изуна. — Чем так плох мир? Почему ты не можешь принять сотрудничество с нами ради общего будущего? Что именно зациклило тебя на ненависти? Хочу всё это знать.

Он поднялся, не пошатнувшись, и сделал шаг к нему. Тобирама не дёрнулся — молча наблюдал, ожидая, и Изуна подошёл совсем близко, остановился над ним, наклонил голову.

— Я хочу увидеть мир твоими глазами.

Он опустился на землю возле Сенджу, лицом к лицу.

— Тобирама… — шёпот едва различим, сливается с ветром. — Покажи мне, как видишь мир.

Тобирама кивнул и, подняв руки, стал снимать бинты, полностью открывая узкое, нездорово-бледное лицо Учихи. Когда он закончил, отложил полоску ткани в сторону, к столику и свитку, Изуна поднял веки, обнажая пустоту под ними. Это зрелище одновременно пугало и завораживало своей неправильностью и в то же время желанностью — слепой Учиха, кот с вырванными когтями, который больше не царапнет!.. Устоять было невозможно, и Тобирама протянул руку, широко разведя указательный и средний пальцы, медленно погрузил их в провалы глазниц. Подумать только; глаза, что прежде занимали эти места, доставили клану столько проблем и боли… а теперь они принадлежат другому Учихе, тому, что тенью следует за ани-чаном…

Он застыл, осмысливая. Изуна, наоборот, плавно подался вперёд. Подушечки пальцев мягко коснулись тканей, покрывавших заднюю поверхность глазниц.

— Пусто, — прошептал Изуна, не двигаясь, а его голос дрожал, будто Учихе было страшно, холодно. — Не вижу ничего, только ощущаю. Хочу видеть. Видеть твоими глазами, — его пальцы скользнули по щеке Тобирамы, виску, огладили белую бровь. — Пожалуйста, Тобирама…

Он просит. Ками-сама, как он может так просить?..

Тобирама убрал руку от его лица, пустил в неё лечебную чакру. Широко распахнул веки, завёл большой палец под глазное яблоко, указательным и средним нажал сверху и аккуратно извлёк глаз, мгновенно залечивая разорванные нервы, сосуды. Боль не чувствовалась — нетерпеливое урчание Учихи её перекрывало, растворяло в себе. Тобирама не позволял себе торопиться: аккуратно развернул глаз, убедился в его целости, только после чего медленно поднёс к левой глазнице Изуны, погрузил в неё, своей чакрой запуская сращивание тканей. Вначале — артерия и вена сетчатки, чтобы начала приливать кровь. Затем — регенерировать обрубленный зрительный нерв, срастить его с кусочком, оставшимся в глазу. После — полностью оплести волокнами нерва кровеносные сосуды и подведённые к глазу каналы системы циркуляции чакры. Последний штрих — покровные слои клеток, продлённая мозговая оболочка.