effie88 - Последние слова [СИ]

Альбусу казалось, что в прошлый раз он был здесь только вчера. В месте, подобном этому, где всё изменяется так мало, можно было легко поверить, глядя на холодные обшарпанные стены, что прошедшего времени не существовало вовсе. Однако на самом деле целая жизнь минула с тех пор, как он в последний раз пересекал эти безжизненные холлы.

Он поклялся себе, что никогда сюда не вернётся. Годами он боролся с соблазном, порой призывая на помощь весь самоконтроль, заставляя себя отказаться от мысли пуститься в этот путь. Заставлял себя помнить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Что это скажется на нём пагубно, да и вообще будет глупо — добровольно бросать себя в подобную ситуацию снова.

И всё же он был здесь. Проходя через то, чего так боялся. Через главный свой страх.

Люди называли его по-разному: учитель, ментор, лидер. Мудрец. Человек, чья мудрость несравненна. Однако у каждого есть слабости. Даже мудрейшие из старцев имеют что-то, могущее их сломать. То, что способно заставить годы тщательного выстраивания самоконтроля исчезнуть в мгновение ока.

Альбус почувствовал, как часто застучало сердце, когда он свернул за последний угол. В последний раз он чувствовал себя так много лет назад. Он откладывал то, что должен был сделать, сколь мог долго, не желая встречаться лицом к лицу со своими страхами, — Альбус был трусом, до сих пор им остался. Будь обстоятельства иными, возможно, он не был бы здесь. Однако вскоре всё будет кончено. Не будь он так близок к концу, не будь его потребность в завершённости столь сильной, он бы не пришёл. Но время настало.

Он сделал последний пугающий шаг и оказался перед холодной, тёмной кельей.

Человек, что сидел, сжавшись, на каменном полу, не был тем, кого Альбус некогда знал. Он был измождённый, сломанный; седые волосы свисали слипшимися прядями, обрамляя лицо; кожа, некогда молодая и мягкая, была грязной, её испещряли морщины. Он мог быть незнакомцем. Но всё же тени прошлого ещё были заметны — возможно, одному только Альбусу. Он ещё мог различить черты юноши, которого помнил: волевой подбородок, особенную манеру склонять голову налево, когда он изучал стоявшего перед ним человека. И его глаза. Голубые глаза, которые, Альбус уверен, способны читать его мысли, видеть его душу. Сколько раз он терялся под этим тяжёлым взглядом в то недолгое время, которое они провели вместе в молодости… Эти глаза были такими же, как Альбус помнил, неподвластные возрасту, времени и обстоятельствам. И сейчас они пронизывали его, замершего на пороге, насквозь, и в них не было ни тени удивления.

— Я всё гадал, когда ты придёшь.

— Ты рассчитывал на это?

— Я надеялся.

Альбус наблюдал за тем, как человек перед ним поднялся с пола, с трудом держась на слабых ногах. Медленными, нетвёрдыми шагами, наводящими на мысль, что таким образом он не передвигался уже давно, человек побрёл к нему и ухватился за решётку, как показалось Альбусу, чтобы не упасть.

— Ты плохо выглядишь, Геллерт.

Улыбка его старого друга вышла натужной.

— Я выгляжу так, как заслуживаю, Альбус. Впрочем, я не думаю, что это продлится долго — моё тело слишком измучено, а сам я теперь не больше, чем сломанный старик. Такое чувство, что моё пребывание здесь вскоре станет воспоминанием.

Альбус медленно кивнул — то, что он видел, не позволяло усомниться в верности вывода. Хотя умом он и понимал, что найдёт здесь, сердце всё равно пронзила жгучая боль. Не счесть, сколько раз Альбус желал уничтожить связь, объединявшую его и человека, что был сейчас перед ним. Вырваться. Пойти дальше. Отпустить. Но теперь он знал, что желания эти были напрасны, а его попытки освободиться — тщетны. Цепи, сковавшие их давным давно, были слишком крепки, чтобы Альбус мог разрушить их. Возможно, он и не был заперт в тюремной камере, но все эти годы так же, как Геллерт, был узником.

— Ты жалеешь, что пришёл?

Альбус покачал головой.

— Нет. Быть может, я тоже всего лишь глупый старик, но я боялся, что не смогу уйти из жизни с миром, если не приду, — он достал почерневшую, повреждённую руку из складок мантии. — Кажется, даже после стольких лет и возможностей учиться на своих ошибках я до сих пор не осознал всю опасность соблазнов.

Геллерт посмотрел на почерневшую руку с печалью и вновь перевёл взгляд на Альбуса.

— Как долго?

— Несколько месяцев, в лучшем случае. Хотя, как ты знаешь, Тёмные проклятия крайне непредсказуемы.

— И как?..

— О, это грустная история, как и всегда. Я счёл себя более достойным, чем являлся на самом деле, и пожелал обладать силами, которые мы когда-то искали, хотя и давно убедил себя, что оставил подростковые амбиции.

— Ты нашёл два остальных? — в голосе Геллерта не было того восторга, что возникал прежде, когда он говорил о Дарах; он спросил это из любопытства, без желания обладать. Альбус подумал, не принял ли Геллерт в конце концов мысль, что ни один из них не был истинно достойным Даров.

Он кивнул.

— Я знаю, где каждый из них находятся.

Геллерт больше не спросил ничего об артефактах, интерес к которым некогда объединил их, и Альбус был рад, что он, по всей видимости, оставил это позади.

— Долгое время я надеялся, что ты придёшь. Надеялся увидеть тебя в последний раз перед тем, как моё время истечёт, чтобы сказать, что я сожалею. Я говорю это не для того, чтобы ты простил меня — ты не должен прощать меня, Альбус. Ни за мои преступления, ни за боль, которую я тебе причинил. Я пытался погасить свет в тебе своими глупыми амбициями, и этому нет прощения. Всего лишь хочу, чтобы ты знал, что я сожалею, ведь теперь я осознаю свою ошибку. Ты заслуживал куда большего, чем то, что я тебе когда-либо предлагал. Из всех зверств, которые я сотворил, из всех преступлений и страданий, которые были результатом моей глупости, больше всего меня преследует боль, которую я причинил тебе. Я думаю об этом каждый день. Если бы у меня был шанс всё начать сначала, если бы у меня была возможность исправить всего одну ошибку из совершённых мной, я бы выбрал именно эту. Я надеюсь, ты примешь мои извинения, Альбус.

В тот момент Альбусу показалось, что ему вновь стало семнадцать. Он вновь чувствовал, будто мир у его ног, глядя в глаза, засасывавшие его, его способность видеть причины — именно так Геллерт всегда заставлял его ощущать себя. Но в то же время он чувствовал глубокую печаль. Потому что их время прошло. То, что могло бы случиться, не произойдёт никогда. Он понимал всё это; должен был, по идее, испытывать злость, считать, что человек перед ним не заслуживает утешения, быть рад, что жизненные пути развели их… Но Альбус не чувствовал ничего подобного.

Он грустно улыбнулся Геллерту.