Барб Хенди - Голос в ночи [ЛП]

"Он уже поднимается наверх."

Лисил глубоко вздохнул и вместе с остальными крепко ухватился за веревку.

Малец дернулся, когда что-то серое и темное, пробираясь между ногами остальных, попыталось схватить его за переднюю лапу костлявой рукой. Он едва успел разглядеть ее голову, когда она внезапно превратилась в месиво под огромной обутой в сапоги ногой. У него не было ни времени, ни возможности разглядеть его отчетливо.

Он продолжал бежать.

Не раз ему приходилось таранить или задевать одного из своих товарищей, чтобы заставить самца или самку прекратить нападение на нежить. Держать их рядом с собой становилось все труднее с каждым тяжелым вздохом.

Была только одна цель, которую они — он — должны были найти. И его голод был возбужден всем вокруг него, повсюду, с таким количеством нежити, смешанной в бойне.

Малец едва держался на здравомыслии, а оно ускользало. Его инстинкты почти подавляли его; снова и снова он боролся с обращением против нежити, которая пыталась напасть на него. Слишком много голода и слишком много криков ярости и ужаса неслось на него отовсюду. Затем его охватил голод, более сильный, чем у остальных, — голод по одной цели. Он боролся, чтобы удержаться от охоты на этого человека.

И все же, когда он почувствовал это, он вцепился в него и мгновенно потерял себя. Он свернул, чтобы найти его, когда сознание всего остального исчезло.

Теперь оставалась только охота, а у Мальца была только одна добыча.

Сау'илахк пробирался сквозь сражение по касательной к тому месту, куда направлялись три маджай-хи. По пути он уже потерял двух своих сервиторов с первого этажа. Затем его зоркий взгляд сверху показал ему большую серую собаку, бегущую в определенном направлении. Двое других маджай-хи отстали, стараясь не отставать.

Поле битвы становилось все более редким по мере того, как падали все новые бойцы, и не все из них были мертвы в первый или второй раз, когда они ползли и царапали когтями пересохшую землю. В группе впереди, один сражался среди других, пытаясь добраться до нее. Когда она изогнулась, чтобы ударить противника крючковатыми пальцами, и последовала за ним с широким и длинным однозубым клинком, в темноте он увидел ее слишком бледное лицо, скрытое развевающимися черными волосами.

Даже среди другой нежити, он чувствовал ее больше всего.

Желание броситься на нее с голыми руками возникло немедленно.

Сау'илахк сдерживался, пытаясь взять себя в руки. Почему он чувствовал, что его подгоняет голод? Что-то еще было не так с ней, и тогда он почувствовал ее жизнь.

Это было невозможно для нежити.

Может быть, поэтому остальные набросились на нее с таким безумным голодом? Ее глаза не были похожи ни на что живое, чисто черные без зрачков, и все же она видела все.

Она должна быть источником того, что случилось с Ордой. Если так, то не было ли это каким-то образом делом рук возлюбленного? Кто еще мог сделать это, контролировать эту женщину?

Она почти разрубила Гуля пополам своим широким клинком.

Спланировано или нет, но если это дело рук возлюбленной, то для него этого было достаточно. Предаваемый снова и снова, если он не сможет сразить своего мучителя тысячи лет, то покончит с любым из его орудий. И по тому, как он отнял у нее жизнь, возлюбленный узнает, кто ее похитил.

Серый маджай-хи появился в поле зрения и бросился на женщину.

Сау'илахк снова остановился. Было ли достаточно просто наблюдать, как уничтожается инструмент возлюбленного?

Нет, это не так.

Малец видел только немертвую женщину; он игнорировал всех остальных. Он прорвался сквозь путаницу убивающих и умирающих и остановился на той, за которой охотился.

Белое лицо и черные глаза-вот и все, что он увидел. Его волосы встали дыбом, уши прижались, а челюсти оттянулись назад. Необходимость охотиться заставляла его. Эта потребность сосредоточилась на том самом сильном голоде, который он ощущал, даже когда самая крошечная, самая глубокая часть внутри него съежилась от страха перед самим собой.

И все же он не мог остановиться.

Какая-то серая тварь с разрезанными ноздрями и такими же черными, как у нее, глазами раскололась под ударом меча. Когда его половинки упали, он прыгнул через разбрызгивающуюся жидкость и ударил ее прямо, прежде чем она оправилась от удара.

В этот краткий миг он увидел только бледное, дикое лицо высокой женщины, ее клыки и раздутые зубы, и ее глаза, полностью черные, как тьма. Все в ночи рухнуло, когда они оба рухнули на выжженную землю. Он выпрямился, когда она подошла к нему на четвереньках.

Ее рука сжала его горло, перекрывая дыхание.

Повернув голову, он укусил ее за предплечье, раздавливая плоть.

Когда это белое лицо приблизилось к нему с широко раскрытыми челюстями, он отбросил его в сторону передними лапами, а затем рванул ее живот, пытаясь прорваться сквозь шипованную броню.

Что-то еще врезалось в них обоих. Он слышал рычание, щелканье зубов, вой и визг, которые не были его собственными, когда он падал. Его голова и тело снова и снова ударялись о твердую землю под тяжестью других.

Малец понюхал — попробовал-что-то такое, что перебило голод.

Кровь?

Сау'илахк едва успел увернуться от одного Гуля, чтобы его сервиторы успели напасть на него. Когда он развернулся вокруг этого клубка, то наткнулся в перерыве битвы на зрелище, которое заморозило его.

Женщина в кожаных доспехах покатилась по земле под натиском двух маджай-хи, в то время как третий такой же зверь встряхнулся, пытаясь подняться.

Теперь он был достаточно близко, чтобы видеть ее более отчетливо.

У нее было лицо нежити-вампира, потерявшегося в безумии жажды крови. Но это лицо было также испещрено царапинами и следами когтей, которые кровоточили … красный, а не черный.

Вокруг нее лежали расчлененные тела Гулов, других белокожих мужчин и женщин, а также некогда живых существ и других людей. Сама земля была пропитана темной кровью и другими жидкостями, которые окрашивали ее и маджай-хи, когда они бились и рвали друг друга.

Она была живой женщиной, которая вела себя как нежить, пойманная в безумном голоде.

Эта вещь-она-должна быть той, которую он искал. Учитывая, что она была неестественной как в жизни, так и в смерти, ничто естественное не могло сделать ее такой при рождении, поэтому у нее мог быть только один создатель.

И это был тот, кто сотворил — обманул — его тысячу лет назад с желанием вечной жизни.

Он видел в ней какую-то частицу того, что должен был дать ему возлюбленный, а не вечность как бесплотный дух. Эта женщина была орудием его мучителя, его предателя. Но на его пути все еще стояли маджай-хи. Он не мог встретиться со всеми сразу и в одиночку.