Синтия Хэнд - Свободная [litres]

И это разбивает мне сердце.

– Джеффри… – начинаю я, желая рассказать о рае и том, как я видела маму, но он перебивает меня.

– Главное, что она знала, – говорит он. – И даже подготовила кое-что для меня.

– Но, может, я…

– Нет. Мне не хочется, чтобы ты сейчас портила мне жизнь. – Он слегка хмурится, словно только что осознал, как это прозвучало. – Я хочу сказать, что должен во всем разобраться сам, Клара. Хорошо? У меня все в порядке. И именно поэтому я и пришел сегодня. Тебе не о чем беспокоиться.

– Хорошо, – бормочу я внезапно осипшим голосом. А затем прочищаю горло и начинаю: – Джеффри…

– Мне пора идти, – перебивает он.

Я киваю, будто нет ничего странного в том, что он куда-то торопится в пять утра.

– Тебе нужны деньги?

– Нет.

Но все же соглашается подождать, пока я сбегаю в свою комнату за бумажником, а потом берет у меня немного наличных.

– Если тебе что-то понадобится, обязательно звони мне. Я не шучу.

– Чтобы ты могла начать мной командовать? – интересуется Джеффри, но в этот раз слова звучат добродушно.

Я провожаю его до входных дверей в общежитие. На улице прохладно, и меня охватывает беспокойство, что у него нет пальто. Что сорока двух долларов, которые он взял у меня, будет недостаточно, чтобы заполучить еду и ночлег. Что мы никогда больше не увидимся.

– Отпусти уже меня, – просит он.

И я заставляю себя разжать пальцы.

– Джеффри, подожди, – зову я, когда он начинает удаляться.

Но он не останавливается и не оборачивается.

– Я позвоню тебе, Клара.

– Только попробуй этого не сделать, – кричу ему вслед.

Он заворачивает за угол здания, и мне удается продержаться на месте лишь три секунды, прежде чем я бросаюсь ему вслед. Но когда я добегаю до угла, Джеффри уже нет.

Дурацкий ворон объявляется вновь, когда я прихожу на урок счастья. Усевшись на ветку прямо за окном, он смотрит на меня. Сейчас время медитации, а значит, мне следовало бы, как и всем остальным шестидесяти студентам, выбрать позу поудобнее и отпустить все мирские мысли и прочие тревоги. Но это невозможно, потому что я тут же начну светиться, словно солнце. Еще мне полагается держать глаза закрытыми, но я то и дело открываю их, чтобы посмотреть, улетела ли птица. Но каждый раз она все так же сидит на ветке и смотрит на меня, как бы спрашивая: «Ой, какая досада, и что ты теперь будешь делать?»

«Это совпадение», – думаю я. Птицы наверняка разные. Не верится, что одна и та же птица следит за мной. Да, они похожи, но, как по мне, все вороны одинаковые. Чего бы ей от меня понадобилось?

И эти мысли, конечно же, мешают мне обрести внутренний покой.

– Отличная работа, ребята, – потягиваясь, говорит доктор Уэлч. – А теперь я дам вам несколько минут, чтобы вы могли сделать записи в дневнике благодарности, после чего мы приступим к обсуждениям.

«Улетай, – глядя на птицу, думаю я. – Не вздумай оказаться Чернокрылым. Ты – обычная птица. Мне не хочется сейчас разбираться еще и с ними».

Ворон склоняет голову в сторону и, каркнув, улетает прочь.

Я делаю глубокий вдох, а затем медленно выдыхаю. «Я просто схожу с ума, – говорю себе я. – Это всего лишь птица. Дурацкая птица. Хватит себя изводить».

Успокоившись, я достаю свой дневник и, чтобы выпустить пар, пишу: «Я благодарна, что медитация закончилась».

Сидящий рядом парень косится в мою тетрадь, а затем ухмыляется мне.

– У меня тоже не особо получается медитировать, – признается он.

Эх, если бы он только знал почему. Но я, кивнув, улыбаюсь ему в ответ.

– Ты ведь Клара, верно? – шепчет он. – Я запомнил тебя по дурацкой игре-знакомству, в которую мы играли в первый день в общежитии.

Доктор Уэлч прочищает горло и многозначительно смотрит на нас, намекая, что нам следует писать благодарности, а не болтать.

Парень ухмыляется и слегка поворачивает ко мне дневник, чтобы я могла прочитать его запись: «Я Томас, и я благодарен, что по этому предмету ставят зачет, а не оценку».

Улыбнувшись, я вновь киваю ему. Я тоже знала его имя. Про себя я называю парня Неверующим Фомой [2] Фома ( лат . Thomas) – один из двенадцати апостолов. Он не мог поверить в Воскресение Христово до тех пор, пока своими глазами не увидел Христа воскресшим. Неверующим Фомой называют человека, которого сложно в чем-либо убедить. , потому у него всегда найдутся уточняющие вопросы на любое из утверждений преподавателя. Например, на прошлой неделе доктор Уэлч сказал, что мы должны перестать гоняться за материальными вещами и больше радоваться тому, что имеем. И Томас тут же поднял руку, а затем сказал: «Но если мы будем довольствоваться тем, что имеем, то перестанем стремиться к чему-то большему. Конечно, мне хочется быть счастливым, но я поступил в Стэнфорд не для того, чтобы обрести счастье. А чтобы стать лучшим из лучших».

Прям настоящий скромняжка.

Мой телефон начинает вибрировать, и доктор Уэлч вновь косится на меня. Подождав, пока он отвернется, я достаю сотовый из кармана. На экране высвечивается сообщение от Анджелы, в котором она просит меня встретиться с ней в Мемориальной церкви.

Дождавшись окончания урока, я спускаюсь по главной лестнице библиотеки Майера, где проводятся уроки счастья, когда слышу за спиной голос Томаса:

– Клара, подожди!

Я тороплюсь, но все же решаю остановиться. И, пока он приближается ко мне, нервно оглядываюсь по сторонам в поисках таинственного ворона. Но не вижу ничего необычного.

– Эм… ты… – Томас замолкает, словно забыл, что собирался мне сказать. – Не хочешь сходить перекусить? За магазином «Тресиддер» есть кафе, где готовят вкуснейшие куриные буррито. Они кладут в них рис, бобы и pico de gallo … [3] Пико-де-гайо ( исп.) – разновидность сальсы, которая готовится из нарезанных помидоров, лука и чили. В зависимости от рецепта повара добавляют к ним лайм, лимон, авокадо, огурец или редис.

– Я не могу. Мне нужно кое с кем встретиться, – перебиваю я, пока он не начал озвучивать все меню.

Конечно, судя по описанию, буррито должны быть вкусными… Но я действительно встречаюсь с подругой, к тому же мне не хочется обедать с Неверующим Фомой. Совершенно не хочется.

Его лицо вытягивается.

– Ну, тогда в другой раз, – говорит он и пожимает плечами, словно мой отказ никак его не задел.

Но я ощущаю, что невольно уязвила его гордость, и слышу его внутренний протест: «Да кто она такая?» И от этого мое чувство вины стихает.

Я разворачиваюсь и ускоряюсь, помня о сообщении Анджелы: «Клара, встретимся в МемЦер. в 5.30. Это важно». Мои шаги гулко разносятся под сводчатыми арками галереи. В своих видениях подруга находится в Стэнфорде – именно это оказалось главной причиной нашего поступления сюда, – поэтому «важно» может означать нечто грандиозное. Взглянув на часы, я понимаю, что опаздываю уже на пять минут, поэтому несусь на всех парах через двор, не обращая внимания на окружающую меня красоту церкви, ее сверкающей мозаики и кельтского креста на вершине купола, которыми привыкла любоваться. Толкнув плечом тяжелую деревянную дверь, я захожу внутрь и на мгновение замираю посреди передней, чтобы глаза успели привыкнуть к полумраку.