Вадим Панов - Праймашина

«Черные орлы»! Это название Марида слышала не один раз. «Черные орлы» – отборные воины, составляющие личную гвардию кобрийской владычицы.

– Леди Кобрин?!

– Откуда ты здесь взялась, адорнийская сука? – К работорговцу вернулась ясность ума, и Марида поняла, что истекают его последние секунды. – Откуда ты?

– Выпала из вашей кибитки, – честно ответила девушка, снимая с пояса умирающего нож.

Ожидала поток ругательств, а вместо этого услышала неожиданное:

– Хочешь спасти друзей?

– Да.

– Тогда тебе в Три Вершины, крашеная дрянь. Иди к леди Кобрин, адорнийская сука, и выпусти ей кишки так же, как ее поганый Герой выпустил мне. Обещаешь?

– Да.

Но в ответе не было смысла – работорговец испустил дух.

Марида выпрямилась, сожалея о том, что ублюдок умер до того, как его же ножом она перерезала ему горло, и вдруг услышала:

– Стоять!

– Ни с места!

Просвистело лассо, опытный ловец дернул веревку, и девушка покатилась по земле.

«Я из Морадии, я из Морадии, я из Морадии… Откуда я? Из Морадии, конечно же! Неужели не видно?»

Через городские ворота Шахмана проехала без проблем, главным двигателем вольного города, его, как образно выразился Акакий, праймом, была торговля, и стражники не чинили путешественникам особенных препятствий: для проформы поинтересовались, откуда Егоза прибыла, покосились на двух оседланных жеребцов, решили, что они сменные, стребовали за проезд серебряную монету да отвернулись к следующему прохожему. Вот, собственно, и все. Но девушка продолжала повторять про себя название владения, из которого она якобы приехала. Понимала, что малейшая оплошность привлечет к ней ненужное внимание, и продолжала повторять:

«Я из Морадии. Лорд Эллиот Мор отправил меня в Фихтер по важному делу…»

По сторонам погруженная в ментальные упражнения Шахмана почти не смотрела, а потому не сразу сообразила, что улица, по которой она ехала от самых ворот, закончилась, влившись в большую площадь, а путь преграждает шлагбаум. Умный жеребец остановился перед преградой, и Егоза услышала голос стражника:

– Дальше проезда нет! Только пешком.

«Я из Морадии…»

– Почему?

Стражник скривился: «Опять провинциалы!», но объяснил:

– Торговая площадь, госпожа. Только купцы с товаром проезжают.

И махнул рукой, мол, отъезжай! Но ошарашенная Шахмана не двигалась с места, изумленно изучая открывшуюся перед ней картину.

Огромная площадь, тянущаяся вдоль реки на несколько кварталов, была густо уставлена лавками, лотками, палатками и телегами, превращенными в импровизированные магазины, между которыми сновали сотни, нет – тысячи людей. Купцы, приказчики, грузчики, покупатели, водоносы, пирожники, попрошайки, воры и стражники. Бурлящее варево увидела Шахмана перед собой, пестрое, будто адорнийская одежда, и шумное, как птичий базар. Торговцы нахваливают товар, покупатели спорят о цене, у кого-то увели лошадь, бродяги дерутся за брошенный в пыль медяк… Смех и ругань, крепкие рукопожатия и злые взгляды, и люди, люди на каждом шагу, люди, от которых не скрыться.

И Гридвальдские торжища, на которые собиралась едва ли не вся Пуща, мгновенно показались Егозе жалким сельским рынком, недостойным упоминания здесь, в настоящей торговой столице.

– Проезжайте, пожалуйста, госпожа, – попросил стражник, не смея грубить Героине.

– Сейчас… Сейчас уеду…

Но больше всего Шахману поразила не площадь, а начинавшийся за ней Ярмарочный мост. Новый мост, отстроенный местными купцами после войны. Он был широк, во всю длину острова Ильвес, и в прямом смысле продолжал Торговую площадь, уставленный лавками, палатками и телегами. Свободными для прохода оставались лишь узкие дорожки по бокам.

– В первый раз, что ли?

– Да.

– Провинция…

Добавлять что-то еще стражник поостерегся, и так все ясно. А около Егозы уже вертелся шустрый мальчишка, на рубашке которого виднелась корявая надпись: «Сдаю стойла».

– Вам ведь на площадь, госпожа, я правильно понял?

– Да, – кивнула еще не пришедшая в себя Героиня.

– Тогда лошадок надобно тута оставить, по распоряжению городских властей. Тута у нас местечко есть специальное, лошадкам вашим тама хорошо будет, даже сена положим, по распоряжению городских властей. Один медяк в час, два медяка в три часа, восемь за полдня…

В памяти всплыли слова Акакия: «Обманут!», и Егоза подобралась.

– А если я не хочу лошадей оставлять?

– Не бойтесь, госпожа, – хмыкнул стражник, обрадованный тем, что приезжая дура наконец-то освободит дорогу. – У Ёхана все честно, без обмана. Да и кто станет связываться с Героиней?

И добавил про себя:

«Пусть даже из глухой провинции».

– За лошадками лично пригляжу, никуда не денутся. – Паренек уже взял всех трех жеребцов под уздцы. – Вон тама они постоят, в десяти шагах отсюда.

– Ну, ладно. – Шахмана спрыгнула на землю и отсчитала Ёхану шесть медяков: – За три часа.

…Остров Ильвес, Ярмарочный мост и примыкающие к нему Торговые площади (по одной на каждом берегу) считались сердцем Фихтера, естественным центром его притяжения. О них рассказывали в дальних своих провинциях счастливчики, которым повезло побывать в вольном городе и вернуться назад, о них слагали легенды, и порой казалось, что, кроме них, в Фихтере ничего и нет.

Что, разумеется, не соответствовало действительности.

Вольный город был красив с доктской стороны и необычен своей адорнийской половиной (южане, как легко догадаться, придерживались обратного взгляда), а потому немало зевак отправлялось поглазеть на странные постройки, что возвели на правом берегу Ильвы адорнийцы. Отправлялись с опаской – южане почитались людьми ненадежными, но любопытство заставляло позабыть об осторожности. Возвращались, как правило, удивленными, в затылках чесали, не понимая, как можно строить столь странные дома, и позже, за кружкой пива, признавались друг другу, что доктский стиль все-таки лучше. Во всяком случае – в Фихтере. Красивейшая ратуша, роскошные палаты цехов и гильдий, многочисленные особняки, подчеркивающие богатства своих обладателей – все построено лучшими архитекторами империи и поражало воображение провинциалов. А поскольку большинством доходных домов Фихтера владели те же негоцианты, то можно сказать, что весь вольный город был выстроен с желанием покрасоваться.

Но не только богатством славился Фихтер. Вслед за купцами в городе обосновались мастера: сначала обычные кузнецы, занимавшиеся мелким ремонтом, затем подтянулись опытные механики, умеющие собирать работающие на прайме устройства, алхимики, изобретатели, ученые… так и появилась в вольном Фихтере знаменитая теперь Мозговитая улица, на которой несколько лет жил сам Безвариат Сотрапезник.