Вольфганг Хольбайн - Мидгард

Суртур повернулся в седле, смерил аза долгим взглядом и снова перевел глаза на Лифа.

— Каково твое решение, Лиф? — спросил он. — Погляди вокруг. Нас пятьсот, а вас едва ли сорок. Все эти люди умрут, если ты откажешься пойти со мной.

— Замолчи! — закричал Бальдур.

Но Суртур никак на это не отреагировал. Он продолжал смотреть на Лифа.

— Нс слушай его! — снова воскликнул Бальдур. — Если тебя с нами не будет, мы проиграем! Ты нужен Азгарду. Любой ценой!

Но Лиф не слышал Бальдура. У мальчика закружилась голова. Все завертелось перед его глазами: склон, на котором они стояли, огромное войско всадников, азы и страшный огненный великан. Последняя Битва… Опять эта Последняя Битва, как будто боги и люди существуют на земле только для того, чтобы перед концом света отправиться на это ужасное побоище. Бальдур и четверо других азов собирались даже пожертвовать своей жизнью и жизнями своих воинов ради того, чтобы он, Лиф, однажды на поле битвы мог насмерть сразиться со своим братом. Как же он этого не хотел! Слишком много Лиф пережил насилия, страха, страданий. Поэтому он не спеша сунул руку за пазуху, нащупал холодную сталь молота и крепко сжал рукоятку Мьёльнира. Он видел, как глаза Геймдала, заметившего движение его руки, расширились от ужаса, но Лифа это не остановило. Ему было безразлично, что с ним будет. Если ему суждено умереть на поле битвы, то пусть это случится здесь. Быть может, Тир ошибся и Последняя Битва состоится на этом голом, лишь кое-где покрытом снегом склоне Шварцальбенхайма.

— Ну что, Лиф, хочешь пойти со мной? — не дождавшись ответа мальчика, снова спросил Суртур. — Хочешь, чтобы все эти люди — а среди них даже пятеро богов! — пожертвовали жизнью ради тебя?

— Нет, Суртур, — тихо ответил Лиф. — Я не хочу. Но с тобой я тоже не пойду. — Вдруг он медленно, как будто молот весил центнер, вытащил из-за пазухи

Мьёльнир и поднял руку. — Я положу конец побоищу. — прошептал он.

От испуга огненный великан замер на месте, ошарашенно уставившись на Лифа. Потом он поднял руку и указал на молот.

— Это… это невозможно, — прошептал он. — Не может быть! Уничтожитель навечно спрятан в глубинах преисподней!

— Неужели ты забыл, как мы туда попали? — спросил его Лиф, и, словно в подтверждение его слов, Фенрир пронзительно заскулил, — Клянусь тебе, Суртур, это — Мьёльнир. И я могу им воспользоваться против тебя и твоих воинов, если ты вынудишь меня так поступить.

Суртур засмеялся, но это был притворный смешок.

— Ты не посмеешь, — возразил он, — Это принесет тебе смерть.

— А если мне все равно?

С минуту огненный великан молчал.

— Тогда ты все испортишь, — продолжил он. — Без тебя они не выиграют Последнюю Битву. Ты не посмеешь.

— Последняя Битва… — усмехнулся Лиф. — Я ненавижу ее. Ненавижу это слово, как ничто на свете. Война, в которой вы хотите сражаться, — не моя война. Ведите ее без меня. Я не пойду с тобой. Лучше умру.

— Что тебе это даст, маленький безумец? — вспыхнул Суртур. — Молот-уничтожитель — страшное оружие, но даже он не сможет уничтожить пятьсот моих воинов. А твои друзья азы все равно умрут.

— И ты вместе с ними, — холодно ответил ему Лиф. — Уходи, Суртур. Бери своих воинов и ступай отсюда, или, клянусь, ты будешь первым, кого убьет Мьёльнир! — Он опустил голову и пристально посмотрел в горящие глаза Фенрира. — А следующим будешь ты, зверюга! — с ненавистью добавил он.

В этот миг произошло то, чего никогда прежде не видывали ни люди, ни бессмертные боги: огромный волк, не выдержав взгляда Лифа, как побитая собака, опустил голову и заскулил.

Всадники и азы шумно вздохнули. Даже в мрачной толпе воинов Суртура пробежал недоверчивый шепот и раздались возгласы удивления.

— Уходи, Суртур, — повторил Лиф. — Ступай и больше не возвращайся, пока не настанет время битвы.

Огненный великан не отрывал глаз от Лифа. Он смотрел на него так долго, что мальчик уже начал опасаться, не станет ли Суртур, несмотря ни на что, настаивать на своем. Однако тот согласно кивнул.

— Я уйду, Лиф, человеческий сын, — сказал Суртур, — Но мы еще увидимся. Ты, я и твой брат. Ждать остается не так уж долго, — С этими словами он развернул лошадь и поскакал прочь.

Едва Фенрир повернулся, чтобы пойти следом за своим мрачным хозяином, как Лиф грозно поднял молот и закричал:

— Стой, чудовище, не уходи!

Волк послушно остановился. Суртур потянул узду лошади и посмотрел через плечо.

— Ты причинил достаточно зла, зверюга! — холодно отчеканил Лиф. — Твои дни сочтены. Геймдал! Бальдур! Свяжите его.

Фенрир заскулил и бросил на Суртура взгляд, который можно было бы назвать умоляющим, если бы так глядел человек. Но огненный великан не пошевельнул и пальцем, чтобы помочь своему верному слуге. Он стал равнодушно наблюдать, как Бальдур и его брат соскочили с лошадей и с помощью лединга и дромы, двух неразрываемых цепей, полученных Геймдалом от самого Одина, начали связывать волка. Фенрир визжал и выл, как собака, с которой заживо сдирают шкуру, но не отважился сопротивляться, так как Лиф поднял молот и в любой момент мог его обрушить на волка. Только когда зверь был полностью связан, мальчик опустил свое оружие. Он устал, как никогда в своей жизни.

Геймдал и Бальдур отошли назад, чтобы полюбоваться результатом своих трудов, и, судя по всему, остались довольны. Но едва они вернулись к лошадям, как Ойгель помчался галопом к зверю. Соскочив из седла, альб что-то вытащил из-за пазухи и, высоко подняв руку, бросился к беззащитному волку. Его лицо было искажено от ненависти.

— Нет, Ойгель! — закричал Локи. — Умоляю тебя, пощади его!

— Ойгель! — испуганно воскликнул Геймдал. — Если ты его убьешь, то тебе конец!

Он схватил альба за руку, но тот вырвался с невероятной силой, подбежал к волку и с размаху пнул его ногой. Фенрир едва ли почувствовал боль, но завыл так, словно альб коснулся его раскаленным железом.

В руке Ойгеля было не оружие, а маленький сверкающий клубок.

— Не беспокойся, Геймдал, — ответил альб. — Я не собираюсь его убивать. Но, боюсь, он порвет лединг и дрому, как только мы скроемся из виду. Я свяжу его покрепче! — Он высоко поднял клубок, опустился перед волком на колени и начал так крепко связывать его тонкими, как волос, нитками, что Фенрир запыхтел от боли.

— Глейпнир! — удивленно воскликнул Геймдал. — Ты тратишь глейпнир, чтобы связывать волка?

Ойгель неприятно рассмеялся.

— Да, Геймдал, неразрываемый глейпнир. Он надежно свяжет эту тварь до тех пор, пока придет время рассчитаться с нею окончательно. — Он яростно затянул узел, обежал мелкими шажками вокруг волка и начал связывать его задние лапы. Фенрир жалобно завыл, но ни Суртур, ни его воины не обращали внимания на его вой.