Барб Хенди - Дампир. Дитя Ночи

— Почему ты говоришь мне об этом именно сейчас? — спросил констебль.

— Потому что этот случай — особый. Я не знаю, когда состоится поединок, но предпочитаю, чтобы твои стражники не путались у меня под ногами.

— Со стражниками я все улажу, но ты-то постараешься не поднимать шума? Эта женщина в городе недавно и мало с кем знакома. — Эллинвуд замялся, подыскивая доводы, которые могут пригодиться ему в дальнейшем. — Скажем, дела у нее пошли не так хорошо, как ей хотелось, или жизнь владелицы таверны показалась ей слишком скучной… в общем, никто не удивится, если она и ее напарник вдруг покинут Миишку, ни с кем не попрощавшись.

Рашед понимающе кивнул:

— Само собой. Никаких трупов.

— Вот и ладно. Тогда делай, что сочтешь нужным. — Эллинвуд, помимо воли, покосился на нижний ящик комода. — А теперь, уж прости, день был долгий и я хочу отдохнуть.

Взгляд прозрачно-голубых глаз Рашеда тоже остановился на нижнем ящике. Мимолетная тень отвращения скользнула по его лицу, и он швырнул на покрытую шелком кровать мешочек с деньгами.

— За труды, — бросил он и вышел из комнаты.

Эллинвуд обмяк, часто и прерывисто дыша. Стоило бы, пожалуй, условиться, чтобы новые встречи с Рашедом проходили, как и прежде, в его пакгаузе. Эллинвуд не имел ни малейшего желания принимать у себя дома вампира. Впрочем, эти существа, владевшие самым крупным в Миишке пакгаузом, исправно оплачивали его маленькие тайные радости, да и в других отношениях бывали порой полезны.

Впервые Эллинвуд столкнулся с сородичем Рашеда около года назад. Весь вечер он пил пиво в компании своих стражников. Возвращаясь домой, он свернул в проулок — и увидел уличного оборвыша, который припал губами к горлу матроса. Когда Эллинвуд осознал, что оборвыш пьет кровь матроса, он громко закричал. Юный убийца поднял голову, зашипел и, отшвырнув матроса, бросился на Эллинвуда. На счастье, трое стражников, которые только что вышли из таверны, услышали крик своего командира и прибежали узнать, в чем дело. Оборвыш обратился в бегство.

Поскольку смертельная опасность угрожала ему самому, Эллинвуд велел стражникам с удвоенной энергией обыскать весь город. И прежде случалось, что горожане обращались к Эллинвуду за помощью, уверяя, что близких им людей убили вампиры. Констебль не придавал этим рассказам особого значения — до тех пор, пока сам не увидел в ночном проулке юного кровососа. Среди моряков и купцов, которые бывали в дальних плаваниях, частенько ходили россказни о всяческих жутких тварях. В конце концов, даже в самой невероятной побасенке непременно сыщется зерно правды. Эллинвуд был полон решимости выследить и уничтожить оборвыша-кровопийцу, который скорее всего и человеком-то не был.

На следующий день в кордегардию принесли письмо с приглашением. Поддавшись любопытству, Эллинвуд отправился в пакгауз. Рашед встретил его приветливо, провел в шикарную комнату, обставленную низкими удобными кушетками. На кушетках лежали искусно вышитые подушки, повсюду горели свечи в виде темно-красных роз. Впрочем, Эллинвуд недолго любовался изысканной обстановкой.

Даже в мягком полумраке комнаты констебль разглядел, что его гостеприимный хозяин выглядит, мягко говоря, необычно. Для человека, который работает в пакгаузе, Рашед был чересчур бледен — словно он много лет не видел солнечного света. И глаза у него были какие-то бесцветные, почти прозрачные. Лицо его не выражало ничего: ни желаний, ни чувств, ни страстей.

Затем в комнату вошла хорошенькая молодая женщина с тонкой талией и каштановыми кудрями. Она назвалась Тишей и улыбнулась Эллинвуду, показав изящные острые зубки. При виде этой женщины на лице Рашеда, прежде бесстрастном, отразились и страсть, и нежность, и беспокойство. Эллинвуд решил, что самое разумное — помалкивать и ждать, куда заведет разговор.

Рашед предложил констеблю пятую часть доходов от пакгауза — целое состояние, чтобы тот ничего не предпринимал, если вдруг кто-то из горожан исчезнет или будет найден убитым. Вначале он утверждал, что подобного скорее всего никогда не произойдет, но тут же поправился: не «никогда», а «крайне редко». Рашед даже и не пытался скрыть, кто такие он и Тиша. И хотя констебль осознал, что беседует с двумя самыми настоящими вампирами, он даже не дрогнул. Эллинвуд никогда не принадлежал к дуракам, способным упустить счастливый случай, напротив, он считал себя очень даже умным и хитрым. Если он не согласится, то живым из этой комнаты не выйдет. Зато до тех пор, пока он остается городским констеблем, он сумеет сохранить тайну Рашеда и лишь притворяться, что расследует случаи исчезновений или загадочных смертей. И при этом он не только сохранит свое нынешнее жалованье — на насущные нужды, но и получит столько денег, что никогда уже не будет себя ограничивать в суманском опии и стравинской водке. Какой превосходный договор!

Сейчас Эллинвуд напомнил себе, что нужно будет кое-что обсудить с Рашедом. В будущем их встречи должны происходить только в пакгаузе. Имеет же он, в конце концов, право на уединение! Да, на этом надо будет настоять при первом же удобном случае.

На душе у Эллинвуда полегчало, и он снова открыл заветный ящик. Смешав в хрустальном бокале опий с водкой, констебль наконец пригубил драгоценное зелье. Скоро он уже сидел, блаженствуя, в кресле, обитом камчатной тканью, и неторопливо погружался в омут опийного наслаждения.

Неподалеку от порта Тиша терпеливо дожидалась подвыпившего матроса. Не первого попавшегося, а такого, какой был нужен ей . Ее неизменно восхищало величие моря — особенно в час прилива. Берег моря виделся ей границей меж двумя мирами, двумя стихиями, которые дышали и жили в ритме прибоя, размеренно бьющегося о песок. Тиша шла босиком, то и дело погружая в песок узкие изящные ступни и не заботясь о том, что подол пышного лилового платья волочится по песку и уже изрядно забрызган соленой морской водой.

Много лет тому назад, еще до того, как Тиша появилась в Миишке, в порту рухнул один из причалов: подгнили и не выдержали сваи. Рухнувший причал подмял под себя двухмачтовое суденышко, которое не успело отшвартоваться. Портовые рабочие вытащили из воды уцелевших матросов, а остатки причала и корабля остались лежать выше по берегу. Быть может, когда-то люди и подумывали использовать вполне еще крепкие доски и бревна, да только ничего из этой затеи не вышло. Так и торчали на берегу, вне досягаемости прилива, остатки свай и распорки погибшего судна, похожие в темноте на скелет морского чудовища, выброшенного бурей на песчаный берег. Изрядно пострадавшие от времени, но все же покуда прочные, они представляли собой превосходное укрытие. Без малейшей опаски Тиша шла меж торчащих из песка свай, вслушиваясь — именно вслушиваясь, а не вглядываясь — в темноту, и время от времени втягивала ноздрями свежий ночной воздух.