Андре Сир - Перекресток [СИ]

— Да ничего особенного, разве что обосновались они там всерьёз и надолго — по крайней мере, начали строить укрепления, будто готовились к длительной осаде.

— Не нравится мне активность зелёных, — мрачно продолжил лучник, — уж слишком настойчиво они в последнее время выдвигаются к границам Хоредона. Жалко Ветля нет, он мог бы немало порассказать — наш разведчик два года почти безвылазно провёл в Лесах Орков по заданию столичного Конвента.

Все надолго замолчали, вспоминая разные истории с участием весёлого здоровяка и как-то не хотелось верить, что в их компании больше уже никогда не прозвучит его раскатистый добродушный смех. Что поделаешь, такова судьба следопыта — постоянно участвуя в самых опасных переделках, непрерывно рискуя, мало кто из них заканчивал свой путь в тёплой постели. И ведь почти никто не догадывается, кого люди должны благодарить за свою мирную жизнь. Обычное дело — заботу замечаешь только тогда, когда беда уже у порога…

Уах умело лавировал между стволами и ловко уварачивался от низких ветвей деревьев — бежал так, что только ветер свистел в ушах. В растрёпанных волосах запутались старые листья, сухие иголки и паутина, делая малыша похожим на настоящего лешего. Он нёсся, не чуя ног, уже очень долго — страх гнал его подальше от места, где в окружении врагов остались друзья. Уах также хорошо понимал, что надеяться на спасение они могут только в том случае, если малыш сумеет добраться до людей — эта мысль питала его силы, которые, казалось, уже давно должны были иссякнуть в тщедушном т е льце.

Утром двигаться стало полегче — беглец выбрался на тропу, извилистым серым ручейком тянущейся на восток, как раз туда, куда он и стремился. Но самое главное, что на мягкой земле уах обнаружил совсем свежие отпечатки конских подков. "Здесь недавно проехали люди!" — с огромным облегчением подумал он и, тихонько поскуливая от голода и усталости, из последних сил рванулся вперёд. Малыш потерял счёт времени — то ли мгновения пролетели, то ли часы. Поле зрения сузилось до размеров узенькой тропинки, и он двигался в этой бесконечной трубе, каждый раз надеясь, что за поворотом блеснёт, наконец, такой далекий и такой желанный просвет. Уах настолько свыкся с этим ожиданием, что и сам не понял, что лес давно закончился: стоял столбом под лучами жаркого солнца посреди пыльной дороги, тяжело дышал и недоумённо озирался по сторонам.

Из состояния прострации его вывел истошный крик:

— Лешак!

Вопил, пятясь назад и беспрерывно отплёвываясь, мужик в расстёгнутой серой рубахе с выставленными вперед граблями в трясущихся руках. "Человек! Я дошёл…" — как-то равнодушно подумал малыш и сделал заплетающимися ногами ещё несколько неуверенных шагов в сторону перепуганного крестьянина. Но добраться измученный беглец смог только до телеги и тут же обречённо опустился на траву. Он прислонился к колесу, уронил косматую голову на грудь и устало закрыл глаза. Человек, вздрагивая от шороха собственных шагов, осторожно приблизился к уаху и неуверенно ткнул его граблями:

— Эй, лешак! Ты живой, аль нет?

Малыш с трудом открыл глаза, и, выдавливая отдающие тупой болью в пересохшем горле слова, едва слышно прошептал:

— Я не леший… Пить… Дай воды…

Крестьянин, не отрывая взгляда от опасного соседа, порылся в телеге и бросил беглецу баклажку с водой. Уах попытался было вытащить тугую пробку, но маленькие руки отказывались повиноваться и он, выронив сосуд с животворной влагой на землю, тихо заплакал.

— Э, ты что? — встревоженный мужик сделал пару осторожных шагов. — Точно не лешак? Сейчас помогу, погодь маненько.

Он на всякий случай положил грабли рядом, откупорил баклажку и поднес горлышко к губам малыша. Тот, торопясь и захлёбываясь, жадно глотал воду, иногда проливая вперемешку со слезами чистые прозрачные капли на бороду — они стекали вниз, оставляя тёмные извилистые дорожки.

— Так кто ты есть-то? — спросил человек, забивая пробку на место.

— Я страж, живу на заставе в лесу… Там враги, — малыш показал в сторону леса. — Мертвяки. Надо предупредить людей.

Крестьянин обмер — ему вдруг стало понятно, о чём допытывался утром воин из Города. Мужик сразу засуетился, тщётно пытаясь застегнуть рубаху трясущимися руками.

— Господи, страх-то какой! Сейчас поедем, сейчас… Только вот коня приведу…

Его можно было понять — уж кого, а мертвяков в здешних местах поминали чуть ли не в каждой второй сказке и легенде. Он махнул рукой на строптивую рубашку, подбежал к пасущейся неподалеку лошади, горестно причитая на ходу. Уах ничего этого уже не видел и не слышал — он закрыл глаза и задремал, отступившее напряжение унесло с собой и остатки сил. Крестьянин споро снарядил телегу, уселся на передке и совсем уж было собрался трогать, как вспомнил о своём госте:

— Тьфу ты, забыл с перепугу! Тут и себя-то не вспомнишь как зовут…

Он соскочил на землю, осторожно уложил спящего малыша на солому и помчался в деревню, не жалея ни коня, ни телегу. От жуткой тряски уах проснулся, посмотрел в бездонное небо с редкими облаками и вновь провалился в беспамятсво…

Едва прыгающая на ухабах повозка скрылась за холмом, а тонкая кисея поднятой пыли осела на отаве, у кромки леса показался высокий всадник. Он соскочил с лошади, хмуро посмотрел на чёткий след телеги и раздражённо произнёс:

— Везёт сегодня зверьку, улизнул! Ну ничего, теперь-то тебе уже никуда не деться, — с этими словами маг легко вскочил в седло и направил коня на юг, в объезд деревни…

Мужик неистово нахлёстывал лошадь до самого трактира, изредка озабоченно поглядывая на беглеца — живой, аль нет? Крестьянин соскочил с телеги, буквально влетел в зал и сбивчиво заговорил, обращаясь попеременно то к следопытам, то к застывшему возле стойки Хвану:

— Я там… это… лешака привёз! Говорит, что с заставы будто бы. Маленький такой, волосатый — ну чистый лешак! Сказал, что не лешак вовсе и к людям ему надо — мертвяков в лесу видел. Вот… В телеге он, на улице — может, спит, а, может, и помер уже совсем…

Люди повскакивали с мест, шумной толпой высыпали на улицу и окружили телегу, с изумлением рассматривая свернувшееся волосатым клубком на соломе диковинное существо.

— Давай, давай, просыпайся! — Дегар настойчиво тряс уаха. — Пора вставать, день на дворе!

Малыш открыл глаза, с трудом приподнялся и сел, испуганно озираясь по сторонам.

— Мне нужно рассказать, — просипел он. — Только дайте пить, совсем не могу говорить.

Лучник подхватил уаха на руки и потащил в дом, бросив на ходу трактирщику:

— Хозяин, принеси воды. И приготовь что-нибудь поесть — похоже, его и накормить не мешало бы — совсем ослаб, бедняга.