Дина Лампитт - Уснуть и только

– В данный момент трудно сказать.

Поднявшись, Джеймс отвесил изысканный поклон, такой низкий, что его рукава коснулись грязного пола.

– В таком случае, позвольте мне показать вам город. Я тоже провел в Лондоне всего месяц, но, мне кажется, уже кое-что повидал.

Пьер, вынужденный делить внимание между девушкой и пытавшимся казаться безразличным Джеймсом, раздраженно хмыкнул.

– Нет, боюсь, что это невозможно, – ответил Маркус. – Я оруженосец сэра Поля д'Эстре и нахожусь здесь только для того, чтобы служить ему.

Поль не мог припомнить, чтобы Маркус когда-либо еще был столь холоден.

– Джеймс, – окликнул Пьер, – замолчи.

– Нет, не замолчу, – воспротивился несчастный юноша. – Я имею право говорить, с кем пожелаю.

Почувствовав неладное, дочь хозяина предпочла отойти в сторону, поближе к отцу, молча наблюдавшему за происходящим.

– Когда ты со мной, изволь вести себя как подобает! – грубо одернул Пьер.

– Не смей так со мной разговаривать! – вспыхнул Джеймс. – Не забывай, что живешь на мои деньги!

Его визгливый голос прозвучал неожиданно громко. Все разговоры в таверне мгновенно прекратились, послышался шум отодвигаемых стульев – это те, кто сидел подальше, спешили занять места в первом ряду, чтобы не упустить ни одной детали разгорающейся ссоры.

– Я не стану обращать внимания на твои слова, – заявил Пьер, пытаясь сохранять спокойствие.

Но прежде чем Джеймс успел раскрыть рот, Маркус вдруг вскочил и его гигантская фигура нависла над ссорящимися.

– Будет лучше, если вы продолжите выяснять отношения за дверью, – сказал он. – Вы беспокоите сэра Поля.

– Плевал я на сэра Поля! – воскликнул Пьер, добавив грязное ругательство.

Он не успел заметить взметнувшийся кулак Маркуса и осознал, что произошло, только лежа на спине на заплеванном вонючем полу. Его изысканный на ряд был безнадежно испорчен. В преддверии неминуемой стычки в таверне возникло всеобщее смятение: поеетители покинули свои места и подошли поближе, а жена хозяина поспешила увести дочерей.

Обуреваемый дурными предчувствиями, Поль воскликнул:

– Оставь их, Маркус!

Но было уже поздно. Успевший подняться Пьер с угрожающим видом надвигался на Маркуса, в его руке поблескивал кинжал. В этот момент Джеймс, забравшись на стол, повис на Маркусе сзади. Какое-то время не было видно ничего, кроме клубка из трех сплетенных тел, и лишь слышались глухие звуки ударов.

Стремясь защитить своего оруженосца, Поль д'Эстре попытался оттащить от Маркуса намертво вцепившегося в него Джеймса, но тут Пьер, каким-то образом ухитрившийся выпутаться из свалки, размахивая оружием, с диким криком бросился на молодого гасконца. Послышался леденящий душу звук вонзающегося в плоть клинка, затем наступила абсолютная тишина и вес увидели, как Джеймс, с изумлением глядя на хлынувшую из его сердца кровь, вначале рухнул на колени, а затем растянулся, бездыханный, на грязном полу.

– Ты убил его! – взвизгнул Пьер. – Ты убил его с такой же точностью, будто это твоя рука держала нож!

– Ну уж нет! – гневно возразил Маркус. – Это ты виновен в его смерти. Ты промахнулся, а не я!

– Уберите их отсюда, – распорядился хозяин. – Выкиньте их всех прочь, пока не начались неприятности.

Тут же из дверей вышвырнули, как будто это был мешок тряпья, истекающий кровью труп. За ним последовали оба гасконца и Пьер Шарден. В дверях с угрожающим видом толпились завсегдатаи пивной, успевшие вооружиться мисками, сковородами и табуретками. Гасконский рыцарь вынужден был самым постыдным образом, забыв о дворянском достоинстве, обратиться в бегство. Верный оруженосец, подхватив сэра Поля под руку, потащил его куда-то в сторону. У Пьера тоже не оставалось другого выхода, как, сбросив свои щегольские длинноносые туфли, ринуться в противоположном направлении. Однако напоследок он успел выкрикнуть:

– Я еще расквитаюсь с тобой, гасконец! Смерть Джеймса Молешаля не останется неотомщенной!

Маркус обернулся, но его свежеиспеченного врага уже и след простыл, только эхо его голоса еще отдавалось в лабиринте узких грязных улочек.

– …Что вы об этом скажете, госпожа Ориэль? – Откинувшись на спинку кресла, облаченный в пурпурное одеяние Джон де Стратфорд, держа в руках усыпанную камнями золотую чашу с вином, с интересом разглядывал пятнадцатилетнюю дочь Роберта де Шардена.

Если бы не было известно, что архиепископ связан обетом безбрачия, то можно было бы подумать, будто он за ней ухаживает. Ориэль сидела, чинно сложив руки и застенчиво опустив глаза.

– …Итак?

Ориэль знала, что от нее ждут ответа, но единственное, чего ей сейчас хотелось – это продолжать слушать музыку, не отрывая глаз от пляшущих язы ков пламени в очаге. Она находилась в каком-то мечтательном полусне, как и все последнее время с того дня, когда встретила в лесу таинственного музы канта.

Голос архиепископа назойливо пробивался сквозь ее мысли:

– Вы любите музыку? При королевском дворе много менестрелей.

– В самом деле? – постаралась изобразить внимание Ориэль.

Архиепископ улыбнулся слегка насмешливо, как будто догадывался о том, что девушка грезит наяву.

– Да. При дворе играют на трубах, волынках, рожках, не говоря уже о цитрах, тамбуринах, барабанах и скрипках. В военное время, естественно, они превращаются в военный оркестр.

– А гитары? Есть ли там гитары? – вопрос слетел с губ Ориэль раньше, чем она успела что-либо сообразить.

Архиепископ нахмурился, глаза его вдруг потемнели.

– Нет, гитар нет. А почему вы спросили?

– Я… я слышала одну несколько дней назад, – медленно произнесла Ориэль. – На ней играл какой-то незнакомый мне молодой человек. Я никогда не думала, что можно играть так прекрасно.

Казалось, она могла бы и не говорить, так мало внимания обратил архиепископ на ее слова. Однако, осушив до дна свою чашу, он вдруг спокойно сказал:

– Да-да. Я знаю, о ком вы говорите.

– Знаете? – встрепенулась Ориэль, в один миг очнувшись от оцепенения.

Последовала долга пауза, во время которой архи епископ не сводил с Ориэль испытующего взгляда. Холодные глаза сверлили ее, как будто могли проникнуть сквозь телесную оболочку и заглянуть в сокровенные тайники души девушки. В такие моменты служитель Божий обретал пугающий обликразгне ванного архангела. Наконец он заговорил:

– Да, я знаю этого человека.

Роберт, которому надоело молчать, решил вмешаться в разговор:

– Наверное, моя дочь утомила вас, милорд? Она выросла в деревне и еще не очень хорошо умеет вести себя в обществе. Помолчи, Ориэль.

Лицо архиепископа вновь изменилось и, к удивлению Ориэль, приобрело почти добродушное выражение.

– Вовсе нет, совсем не утомила, – необычайно любезно ответил он. – Ваша дочь всего лишь упомянула о том, что видела игравшего на гитаре человека, и спрашивала меня, не знаю ли я, кто это.