Дина Лампитт - Уснуть и только

Гораздо больше, чем давние и кровавые исторические события, Роберта волновали его собственные скромные беды.

Он чувствовал себя бесконечно несчастным, несчастным до такой степени, что в эту минуту, пожалуй, был готов поменяться местами с самым нищим вилланом. Ближайшее будущее, по мнению Роберта, также не сулило ему ничего хорошего. Во-первых, его ожидала беседа с архиепископом, во время которой, не сомневался Роберт, ему будет предъявлено обвинение в тайных амурных делишках. И тогда – о, ужас! – он должен будет встретиться лицом к лицу с Маргарет и сообщить о том, что хочет с ней расстаться. Роберт заранее представлял, как исказится ее лицо, вспыхнет и станет еще более некрасивым, как наполнятся слезами ее глаза, когда он скажет ей, что с их браком покончено…

«Если бы она не любила его так сильно, вздохнув, – уныло подумал Роберт. – Если бы она не посвятила всю свою жизнь ему и их детям. Если бы, подобно этой изящной Алисе Валье, у нее были какие-то интересы вне дома. И, в конце концов, как и все согрешившие мужья, Роберт пришел к очень удобному и успокоительному выводу, мысленно возложив на жену вину за все свои прегрешения. Конечно, она сама виновата в том, что произошло: ведь если бы она оставалась юной и стройной, оживленной и веселой, пылкой и желанной, разве стал бы он ей изменять? Нет, воистину вся ответственность лежит на Маргарет!» Почувствовав себя чуть-чуть счастливее, Роберт пришпорил коня.

По другой дороге, ведущей в Баттль из Лондона, в это время к городу приближался отряд вооруженных рыцарей под королевскими знаменами. Заметив их, Роберт прищурился: вдруг среди них едет его старший сын? Но всадники были еще слишком далеко и скакали чересчур быстро, вздымая вокруг себя грязную тучу, несмотря на то, что дорога еще была влажной после ночного дождя, так что Роберт не смог как следует их разглядеть. Поскольку вероятность того, что среди этих рыцарей окажется Хэймон, была крайне невелика, Роберт оставил мысль вернуться в Баттль и продолжил свой путь в Бивелхэм.

Как ни странно, но Хэймон де Шарден действительно въехал в то утро в Баттль в составе королевского отряда. Это был высокий, могучий, кряжистый мужчина – увеличенная и более грубая, более мужественная во всех отношениях копия Пьера. Не узнав в одиноком всаднике, удалявшемся от Баттля, своего отца, Хэймон, миновав западные ворота аббатства, подъехал к гостинице – каменному строению, примыкавшему к амбару, спешился и вошел внутрь.

Хэймон де Шарден принадлежал к числу воинов, по праву считавшихся сильнейшими в мире, ибо огромные валлийские луки, тяжелая рыцарская конница и мощная пехота делали английскую армию непобедимой. Хэймон был весьма своеобразной личностью, под его простой и грубой внешностью скрывались весьма противоречивые чувства и убеждения. Как ни странно, он, чьей профессией была война, а значит – смерть, с фанатичным пылом юноши верил в чистую, неземную любовь. Однако эта романтическая вера ничуть не мешала проявлениям обычной солдатской развращенности. Невозможно было заподозрить в распивающем эль, горланящем песни и лапающем девок солдате готовности отдать жизнь во имя прекрасной и светлой Любви.

В то утро в Баттле Хэймона обуревало вполне земное желание и, усевшись за грубо сколоченный стол, он окликнул копошащегося в углу сгорбленного слугу-виллана:

– Где здесь можно найти женщину? Неуклюжий, грязный старик, от которого к тому же отвратительно пахло, медленно повернулся к нему и, окинув Хэймона взглядом, поинтересовался:

– Вы – молодой Шарден, ведь так?

Удивленный рыцарь ответил:

– А ты откуда знаешь?

– Как-то раз видел вас вместе с вашим отцом, бейлифом.

– Понятно. – Хэймон вернулся к интересовавшей его теме: – Так что, есть в этой дыре женщины?

Странное выражение мелькнуло в выцветших глазах виллана.

– Разумеется, сэр. В Баттле много женщин.

Хэймон нетерпеливо нахмурился:

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Мне нужна женщина, продающая свое тело.

Слугой вдруг овладело беспричинное веселье. Упершись руками в бока, он зашелся в беззвучном смехе, раскрыв рот и обнажив гноящиеся вонючие десны. Хэймон поднес кулак к его лицу.

– Говори немедленно, вонючая скотина, не то я вышибу из тебя дух!

Сморщенная физиономия старика, в каждой складке которой застряла грязь, мгновенно стала серьезной.

– Пожалуй, есть одна, которая придется вам по вкусу, сэр. Она живет тут неподалеку, что многие джентльмены находят весьма удобным.

– Значит, она не станет ломаться?

– Думаю, что нет, сэр, – слуга раболепно поклонился. – У нее собственный домик, я объясню вам, как туда пройти.

– Отлично. Я отправлюсь к ней, как только поем.

– Как пожелаете, сэр. Но если вам угодно при слушаться к совету старого человека, сэр, не называйте ей своего имени.

– Почему?

– Она может испугаться, узнав, что вы сын бейлифа.

– А-а, понятно. Ну что ж, не буду.

Хэймон занялся едой и не увидел, как за его спиной слуга снова скрючился в беззвучном смехе.

Посланец из замка Шарден, стремясь поскорее выполнить поручение своей госпожи, пересек долину и, свернув в сторону Мэгфелда, пересек границу земель, арендуемых Изабель де Бэйнденн. Взбираясь на склон, он прокладывал путь через море синих колокольчиков, затем проехал между зелеными полями к холму, на котором стоял дом, и откуда открывался один из красивейших в Суссексе видов.

Там всадник спешился, привязал лошадь к коновязи и вошел внутрь. В этот полуденный час там не было никого, кроме Адама, похрапывающего на лежанке возле очага. От произведенного Ральфом шума он проснулся.

Как всегда, при виде мужа хозяйки Бэйнденна Ральф, слуга Роберта де Шардена, пришел в некоторое замешательство. Для него Адам по-прежнему оставался простым вилланом – таким же, как и сам Ральф. Однако между ними теперь существовала не преодолимая разница: в то время как молодой чело век был выкуплен и взят в мужья свободной женщиной, Ральф, как был всю жизнь слугой и крепостным, так им и оставался.

Войдя в дом, где Адам считался хозяином, Ральф как никогда остро осознал это. Лишь слегка кивнув головой в знак приветствия, ибо никакая сила в мире не заставила бы его поклониться, он сказал:

– Я привез послание для твоей жены от госпожи де Шарден. Могу ли я видеть хозяйку?

Лицо Адама порозовело.

– Моя жена, – неумело ворочая языком, проговорил он, – работает во дворе. Там ты ее и найдешь.

Взгляд Ральфа ясно спросил: «Тогда почему же ты валяешься возле огня?», и, словно прочитав его мысли, Адам поспешил добавить:

– Я болел, у меня был жар, и она сказала, чтобы я оставался дома.

Внезапно Ральф почувствовал необъяснимую жалость к нему. Адам мог распоряжаться собой еще меньше, чем когда он был собственностью сэра Годфри Валье. Он лишь перешел из одной неволи в другую.