Кае де Клиари - Интермеццо, интермеццо [СИ]

— Эй, там, кто у вас главный? — Крикнул Ванхаген стражникам и те переглянулись с явной нерешительностью.

— Ну, я главный! — Сказал человек небольшого роста, одетый в доспехи ничуть не отличающиеся от других. — Зови меня — капитан Зуйко!

— Вот имечко! Так вот слушай, капитан Зайка, если тебе дороги твои люди, то вели им уйти с нашей дороги и тогда мы уберёмся без лишнего шума!

— Не выйдет! Вы убили моих людей в таверне и теперь вас должен судить магистрат…

— А это, что за срамное имя? Впрочем, если даже этот твой Маги… срат и должен нас судить, то он что-то не торопится это делать. Зато всем здесь не терпится узнать, какого цвета у нас кишки. А что касается твоих людей, то они напали на нас спящих, как ночные тати, и потому получили по заслугам! И остальные получат, если не будут пускать нас к пристани!

— На что вы надеетесь? Сейчас здесь будет ещё один отряд, а потом сбежится весь город. Вы сильны, но вам не одолеть всю стражу и весь народ Амстердама!

— Да? Может быть. Тогда поставь в первых рядах тех, кого тебе совсем не жалко, чтобы мы могли взять их с собой, когда отправимся к Одину! Каждый из нас убьёт по десять врагов, прежде чем падёт сам! Подумай об этом, капитан Зайка!

Такая перспектива явно не устраивала начальника стражи, и он задумчиво опустил голову. Вдруг лицо его просияло, а вот мне стало не по себе, так-как на сцене появились новые действующие лица, а именно несколько арбалетчиков со своими метательными машинами. Ванхаген, по-видимому, хорошо знал, что это такое. Он помрачнел, посмотрел на капитана стражи, взглядом полным презрения, и открыл, было, рот, чтобы скомандовать атаку, но тут я выступил вперёд и дал ярлу знак подождать. Мне надо было сосредоточиться, чтобы не получился конфуз, ведь я собирался драться, а не пугать! Нескольких секунд, наполненных стрёкотом арбалетных блоков, вполне хватило…

Вот, они наставили свои устройства на нас, таким образом, что промазать мог бы только совершеннейший идиот. Вот, капитан Зуйко, что-то скомандовал и его люди расступились перед арбалетчиками, вставшими наизготовку. (Кстати, может быть викинги и были людьми опытными в боевом искусстве, но подозреваю, что только я полностью осознавал опасность того, что нам грозило. Арбалеты бывают разных типов. Некоторые предназначены только для охоты, но могут быть применены и на войне, а вот те, которые в тот момент были нацелены на нас, были изготовлены для войны, и только для войны, а это означало, что болт такого арбалета был способен пробить закованного в броню всадника вместе с конём и щитом! Ни щитов, ни коней у нас не было, а потому у меня не возникло ни капли сомнения в тот момент, когда я использовал против нападающих свою силу!)

Конус огня, который я испустил изо рта, был похож на меч, и его действие тоже напоминало то, что производит меч при хорошем ударе! Я не смог развить ту мощь, которую положено производить дракону, но того, что получилось, хватило, чтобы располовинить арбалетчиков, а их оружие превратить в бесформенный железный хлам! Вся дальнобойная команда Амстердама погибла в один момент, и это случилось раньше, чем торжествующая улыбка сошла с губ капитана стражи. Он, в отличие от стрелков вспыхнул, как свечка и с дикими воплями скрылся в темноте, (где-то в отдалении послышался громкий всплеск, наверное бедняга нырнул в сточную канаву). Несчастные стрелки упали молча, даже не почувствовав того, что их убило, но те кто стоял за ними разразились отчаянными воплями и принялись метаться, стараясь затушить горящую одежду! Больше всего меня поразила реакция викингов на всё происходящее. Они не только не испугались, но восприняли всё, как должное, словно видели подобный трюк каждый день. Физиономия Ванхагена не изменила выражения, но он изогнул бровь и одобрительно хмыкнул в мою сторону, что должно было означать похвалу. Однако время терять было нельзя и хоть вооружённая толпа, включая стражу, брызнула от нас в разные стороны, это не значило, что опасность миновала.

Вдруг викинги напряглись, словно звери почуявшие опасность и все разом посмотрели в одну сторону. Там, за линией домов, где должна была располагаться пристань, разгоралось багровое зарево! Непонятно почему, но все вдруг поняли, это горит наше судно, а может быть и оба! Ванхаген сорвался с места так, будто был не тяжёлым дородным мужиком, перешагнувшим середину человеческой жизни, а длинноногим тонким юношей, способным догнать оленя. Двое других бойцов от него не отставали, я же прилагал все усилия, чтобы не потерять их из виду. Пару раз нам пытались преградить путь, но мы просто расшвыряли всех на своём пути. Когда, наконец, примчались на пристань, выяснилось, что самые худшие опасения подтвердились — один из драккаров горел, словно просушенный стог сена, (видимо его подожгли какой-то зажигательной смесью, вроде греческого огня), а на палубе другого шёл бой! Вся пристань была заполнена народом, и команду корабля спасало только то, что эта толпа была не в состоянии хлынуть на борт разом! Тем не менее, положение моряков было отчаянным, нападающая сторона полная решимости убить их всех, похоже, не желала считаться с потерями.

Наш маленький отряд, как таран врезался в массу вооружённых горожан! В глазах ярла полыхали отсветы пламени пожирающего его корабль, и в тот момент Ванхаген был действительно страшен! Оба ветерана работали своими топорами так, что я невольно усомнился, сделаны ли они из плоти и крови или это машины, полностью выкованные из стали! Сам я быстро сломал свой шестопёр о чей-то щит, разбив, впрочем, последний вместе с рукой его владельца. Тогда я выхватил у зазевавшегося стражника бердыш и принялся косить им врагов направо и налево! Отчаянно сражаясь, мы проложили себе широкую дорогу к судну, сбросили с мостков последних атакующих и, запрыгнув на борт, оттолкнулись от «гостеприимного» берега Амстердама!

На борту ещё кого-то резали, когда туман скрыл от нас враждебную пристань, и только зарево от пылающего драккара указывало на то место, где остался славный город Амстердам. В море нас никто не пытался преследовать, но идти в сплошном тумане было опасно само по себе, поэтому мы двигались медленно, напряжённо всматриваясь в белёсую темноту. Ванхаген стоял на корме, плотно сжав челюсти, и в ту минуту даже я опасался к нему подходить. Поэтому, когда один из ветеранов вдруг положил ему руку на плечо, я подумал, как бы ни случилось беды.

— Там, это… один жив ещё и говорит, что-то о «Белой Ярости». — Поведал старый рубака в ответ на немой вопрос ярла.

Ванхаген также молча, прошёл к мачте, где находился тот, о ком говорил ветеран. Я последовал за ним, так-как рассказы об этой пиратской ведьме почему-то стали меня живо интересовать. Воин в доспехах стражника лежал в луже собственной крови и, судя по кровавым пузырям, пенящимся на его губах, жить ему оставалось недолго. Но он был в сознании и ещё пытался, что-то сказать.