Анна Алмазная - Телохранитель [СИ]

— Здравствуй брат, вспомнил обо мне?

— Я всегда о тебе помнил.

— Врешь. Теперь, когда я тебе нужен…

— Ты всегда был мне нужен.

— Опять врешь. Тебе, как и нашему брату, нужна власть. Ему Виссавия, тебе — Кассия. Нужно добраться до Мираниса. А теперь скажи… зачем это мне?

— Ты никогда не хотел его получить?

— Я? Я что дурак, ссориться с богами?

— Боги нам не указ…

— Боги тебе не указ. Но я тебе помогу, если ты так этого хочешь. Я люблю хаос. Люблю войны. Много страдания, много крови, много сил. И только попробуй, встань потом на моем пути со своей никчемной властью. Чего ты хочешь?

— Посей ненависть между ним и его целителем судеб.

— Меж Миранисом и Эррэмиэлем? Невозможно! Хотя… будет тебе ненависть. И надеюсь, что на этот раз ты не оплошаешь, и мои интриги не будут напрасными.

— Не сомневайся, не оплошаю.

— Сомневаюсь, но поиграем. И только потому, что противники у нас сильные. Это будет забавно.

Замок спал, когда она выскользнула из покоев принца. Кутаясь в плащ, пронеслась легкой тенью по коридорам, хмыкнула едва слышно, когда он поймал ее за талию и втянул в нишу, под тяжелый гобелен. Поцеловал податливые, мягкие губы, поинтересовался едва слышно:

— Спросила?

— Спросила.

— И?

— Не поверил. Сказал, что я глупая… этот принц назвал меня глупой!

— Пока не поверил, — усмехнулся он, награждая вредную кокетку долгим, ласковым поцелуем.

И, подхватывая девушку под бедра, подумал, что пожалуй, ее будет даже слегка жаль… но…

«Вода точит камень. И не сегодня, завтра, ты сделаешь что от тебя хотят, Миранис. Уж я-то постараюсь…»

***

Гроза прошла совсем недавно, обострила цвета и запахи, и вновь выглянуло, позолотило все вокруг солнце. Чадили сладостью растущие за стенами липы, темнел от влаги песок, поблескивали колоны аркады, окружающий внутренний дворик. Наследный принц подошел к перилам балкона и приказал стоявшему за ним телохранителю опустить над ними полог: Миранис не хотел, чтобы его видели. Вернее, не хотел, чтобы он увидел.

***

Благостный полумрак под тонкой, синей тканью балдахина. Мягкий шелк простыней, ласкающий разгоряченную кожу. Блестящие волны рыжих волос на подушках. Зовущий, потемневший до синевы взгляд. Гибкие изгибы под пальцами, манящие, полные губы… и слова, горькие слова, отравляющие душу:

— Все говорят, что он лучше… но я так же думаю, мой принц… мой принц, ты так красив… почему они этого не видят? Почему видят только твоего телохранителя? Почему боготворят его будто принца? Мой принц… мой бедный принц…

— Глупости, молчи!

Сладость поцелуев… тихий стон, поднимающаяся в душе ярость:

— Мой принц… Мир!!!

И позднее, когда он проваливался в сон:

— Я так мечтала о тебе… мой принц. Мой прекрасный принц! Только о тебе!

***

И грызущие душу сомнения, когда Миранис вышел из своих покоев и увидел его… перед которым склонялись даже советники. Его слегка смущенную, спокойную улыбку, ласковый шелк его слов… Целитель судеб, тихий и незаметный на первый взгляд… он умел убедить, обворожить любого. Он входил в тронный зал, и все взгляды цеплялись за него. Он на балу одной улыбкой разбивал сердца даже самым упертым красавицам, хотя видел только свою невесту. Он шел рядом со столь непохожим, но столь же ярким братом, и за ними лился шлейф восхищенного шепота:

— Боги, они как боги!

Арман это шепота даже не замечал, Рэми чуть краснел, пряча печаль в огромных, выразительных глазах. И этим влюблял в себя еще сильнее…

***

Может, она все же права?

И раньше Миранис знал, что при дворе его скорее не любят, и когда-то это не мешало. Когда-то телохранители с легкостью карали каждого, кто осмелился посмотреть косо в сторону принца, и шепотки по углам вдруг прекращались, оставляя легкий привкус страха и купленное грубой силой уважение. И Мираниса это вполне устраивало.

Но с появлением Рэми все вдруг изменилось. Рэми вдруг показал, что может быть иначе. Упрямый и дерзкий, он все равно с легкостью находил общий язык с каждым, и уважение, которое он быстро обрел при дворе, увы, основывалось совсем не на страхе. На восхищении, граничащем с любовью. Как ему это удавалось?

И почему было так противно от его «удачи»? Ведь, сказать по чести, Рэми, целитель судеб, ничего плохого не делал. Рэми верой и правдой служил своему принцу, Рэми все уважение, что получал, всю любовь двора, честно складывал к ногам принца. Но рядом с ним было так невыносимо…

Невыносимо это вечное сравнение! Вечное «он лучший»! Даже в глазах Мираниса, увы, лучший! Но принц не он. Не он наследник Кассии! Не ему садиться на трон, не ему держать власть в своих руках! Проклятие! Пусть правит своей Виссавией, пусть там блестит, как алмаз, в Кассии блистать не ему!

— Миранис? — осторожно вмешался в его мысли телохранитель. — Что тебя так беспокоит, мой принц?

Зеленоглазый, гибкий, вечно растрепанный, погруженный в только ему известные мысли, он дружил со всеми зверюшками, даже самыми опасными. Приносил их в свои покои, выхаживал, пытался таскать на дежурство, искренне не понимая, почему другим это не нравится… И Рэми он, как ни странно, считал красивой, редкой зверюшкой. И если только узнает, почему Мир теперь бесится…

Принц выругался про себя, закрылся от назойливого Тисмена, как и от всех телохранителей. Тис не поймет… Миранис и сам не понимал. Боги, да что же он творит-то?

Горечь окатила горячей волной, и принц вцепился в перила, силой воли выгоняя из себя нечто, в чем сам себе боялся признаться. А Рэми, босой, гибкий и поджарый, как молодой волк, шагнул во двор, легким движением плеч сбросил на песок плащ, за ним: короткую, до середины бедер тунику. Пригладил ладонью темные, до плеч, волосы, улыбнулся слегка и лениво повел обнаженными плечами.

Даже глаза синим подведены и щеки рунами раскрашены, как и подобает архану… архан… аристократ до мозга костей. До застывшей красоты в правильных чертах лица, до уверенной плавности в движениях, до каждого жеста, отточенного долгими тренировками. Как дорогая ваза, изящная и хрупкая, на первый взгляд, но, если захочешь, попробуй разбей… у Мираниса как раз такая была в покоях, сколько не швырял о стены… а все была целой.

Да и обучение пошло Рэми на пользу: за полгода, что был телохранителем наследника, он оброс мускулами, и, что самое главное, холодной уверенностью. И теперь против трех дозорных выходил вот так: с легкой улыбкой в темных глазах. Явно предвкушая быструю и легкую победу.

Миранис подался вперед, выдохнув сквозь зубы: Рэми сомкнул пальцы на боевом посохе — мелькнула на его запястьях синь татуировок — и начался танец. Едва уловимый взгляду, яростный, под частый стук оружия. И Миранис притормозил ход времени. Видел, как подпрыгнул Рэми, как посох одного дозорного прошел под ним, а меч другого — рядом с шеей. Как едва заметно выгнулся, уходя от удара третьего, как засмеялся и ударил сам…